гирлянды. Эодан, кативший огромную голову сыра из кладовой, запел своему другу конюху кимврский марш:
Высоко возносятся наши шлемы,
Воины собираются,
Натягивают луки,
Выпускают бурю стрел…
Но никто не понимал слова.
После захода солнца зажгли лампы палками с концами, которые окунули в серу; Эодан по-прежнему считал, что это может вызвать гнев Огня. Вилла осветилась сотнями собственных маленьких солнц. Эодан стоял в саду с Мопсом.
– Я должен идти помогать товарищам, – сказал он.
– Да, да. Сегодня добрая еда. Моя внучка радовалась ночам Флоралии… или это была моя дочь, она тоже когда-то была ребенком… Но интересно, почему хозяйка сегодня не пригласила высокородных гостей. Не похоже на хозяйку. Она не упустит возможности повеселиться.
Эодан пожал плечами. Он часто видел, как Корделия сидит на диване или как ее проносят в носилках, но даже в доме ее мир далек; она редко заходит на кухню или на конюшни. Надо дождаться, когда ее маленькая служанка освободиться и придет к нему в оливковую рощу.
Он пошел назад на виллу. Сзади находились комнаты, в которых ели и спали слуги. Идя туда мимо кухни, он увидел Фрину.
Лампа, которую она несла, делала ее кожу золотой. Он подошел к ней с улыбкой, хотел только объясниться. Она подняла руку.
– Стой!
– Я тебя не трону! – вспыхнул он.
– Хорошо! – Рот ее искривился. Он никогда не слышал, чтобы она говорила так резко и возбужденно. – Меня послали за тобой. Идем.
Она повернулась и быстро пошла к атриуму [Атриум – центральная часть римского дома. – Прим. пер.]. Он пошел за ней.
– Но, Фрина, что это значит?
Она сжала кулак.
– Не знаешь?
Он остановился и хрипло сказал:
– Меня отправляют назад в бараки…
Она оглянулась через плечо. В глазах ее были слезы.
– О, нет, – сказала она. – Этого не бойся. Радуйся! Тебе окажут честь и доставят удовольствие.
– Что?
– Высочайшую честь и благороднейшее удовольствие, на какие ты способен.
Она топнула, перевела дыхание и пошла дальше. Он в недоумении шел за ней.
Они миновали отрытый перистиль [Перистиль – колонны, окружающие внутренний двор. – Прим. пер.], где первые звезды дрожали, отражаясь в мозаичном бассейне. Дальше была дверь с инкрустациями из слоновой кости. Венера обнимала руками прекрасного Адониса. Дверь охранял нубиец с обнаженным мечом. Эодан и раньше видел его – рослый мужчина с кошачьей походкой, но его выдают гладкие щеки и высокий голос.
Фрина постучала в дверь.
– Иди, – сказала она. – Заходи туда.
В темном коридоре кто-то хихикнул. Эодан прошел в дверь, и она закрылась за ним.
Он стоял в длинной комнате с мраморным полом, укрытым множеством ковров; дорогая мебель.
С потолка свисает много ламп, и воздух кажется насыщенным сиянием, словно от курений. За окном вьющиеся розы.
На столе вино и еда. Стол накрыт для двоих. Но за ним только одно широкое ложе.
На ложе лежала Корделия. Свет проникал сквозь ее платье. Оно из тончайшего шелка, и ее плоть словно сияет под ним. Она села, улыбнувшись, выпятив полные груди.
– Привет, кимвр, – сказала она.
Эодан смотрел на нее. Кровь ревела у него в висках.
Она встала, взяла большую серебряную чашу с двумя ручками и пошла к нему. У нее была вызывающая походка. Когда она встала рядом с ним, он заглянул в глубокий разрез ее платья.
– Выпьешь со мной? – спросила она.
– Да, – сказал он на своем языке, потому что по латыни так коротко не ответишь. Взял кубок в дрожащие руки. Он не ценитель вина, да сегодня вообще ему было бы все равно, но он смутно отметил, что вино крепкое и сладкое.
– Я смотрела на тебя, – сказала Корделия. – Хотела поблагодарить тебя за твою… службу, но казалось, лучше дать твоей ране залечиться. И сегодня я видела, как ты поднял бочку, которую должны нести двое мужчин. Я очень рада.
Он протянул ей чашу, по-прежнему молча.
– Все выпил? – Она рассмеялась. – Я хотела разделить ее с тобой. В знак дружбы. Теперь надо налить еще.
Поворачиваясь, она задела его бедром. Он глотнул.
– Идем, – сказала она, взяла на руку и повела к ложу.
Вино журчало, когда она наливала его в чашу.
– Мой муж был неправ, когда поставил царя работать на поле, – продолжала она. – Я не могу поверить, что бы был кем-то меньшим, чем царь, в своем народе. Возможно, мы с тобой достигнем лучшего взаимопонимания – на время… – Она искоса посмотрела на него. – В основном это зависит от тебя. – Она снова подняла кубок. – За наше завтра. Пусть оно будет лучше нашего вчера.
Они выпили по очереди. Потом она села и усадила его рядом с собой.
– Я все пыталась произнести твое варварское имя, – сказала она. – Но я дам тебе другое имя. Геркулес? Может быть.
Неожиданно ее рот была на его губах.
Она встала, тяжело дыша.
– Я думала вначале поесть. – Оно говорила быстро и неотчетливо. – Это было бы неторопливо, цивилизованно, с приятной игрой. Но с тобой это неверно. Теперь я это вижу. – Она протянула руки. – Сними тунику. И сними мое платье. Давай отпразднуем Флориалии.
Много позже, когда не стало вина и еды, лампы догорели и на восточном небе появились первые серые признаки рассвета, она взъерошила его волосы и сонно улыбнулась.
– Да, я буду звать тебя Геркулесом.
V
После праздника поместье вернулось к обычной жизни. На вилле дни проходили размеренно: работа по дому, работа в саду, безделье, пока не увидит надзиратель, злословие и сплетни, мелкие интриги из-за женщин и положения, иногда вечерами в темноте украдкой азиатские ритуалы магии или таинственности. Женский мир. Эодан не считал себя его частью.
Но во время поездок верхом по полям, где солнце и хлысты обжигают сотни голых спин, а мысли человека сужаются до дневной работы с мотыгой и ночного сна в кандалах в бараке, Эодан с внутренним ознобом удивлялся, как ему удалось остаться собой даже за те несколько месяцев, что он здесь работал. Помогла зима: дни были короче, и он сидел без дела с другими, дремал, давил вшей, раз или два выбил зубы тому, кто предлагал непристойные отвлечения… Тем не менее он проверял себя, как раньше никогда не делал ни один кимвр, и знал, что время работы все-таки изменило его. Теперь он шел по жизни осторожней, медленно учился не говорить, не подумав вначале. Он больше никогда не сможет испытывать мгновения всепоглощающей… радости, всегда будет думать о последствиях – когда произойдет следующее нападение или как нападет он сам.
Даже когда Корделия доставляла
