Я пристроил голову на валик и уставился в красный огненный зев.
— А ты почему здесь застрял? — внезапно спросила подруга.
— Неоконченные дела, чтоб их, — в сердцах произнес я, — Кирюху жалко, мать жалко. Найти бы этого гада и удавить!
— Отчима, что ли? — лениво поинтересовалась Маша.
— Его, родимого. Как вспомню перхоть на плечах, блевать хочется. А мать ругалась, что папой звать отказывался.
— Дура она, твоя мать, нашла с кем связаться!
— Да. — Согласился я неожиданно для себя. — Слабая, неуверенная в себе женщина. Бабка ее совсем заездила. Чтобы вырваться, она и нашла этого… Пожалел, гаденыш, — прошипел я. — Облагодетельствовал. Жизни не хватит, чтобы расплатиться.
— Скажи мне, Валерка, — вдруг она перевела разговор, — зачем люди детей рожают? Чтобы потом их ненавидеть? За то, что мешают, за то, что требуют любви, за то, что не встают перед гостями на табуретку и не читают стихи с выражением или просто не вписываются в новую жизнь?
— Не знаю, Маш. Вот Алексей со Светой родили Аленку, чтобы это чудо было в их жизни. Ну, знаешь, как говорят: плод любви. Даже скорей, как апофеоз, как лучшее, что они могли подарить друг другу.
— А нас зачем, как думаешь?
— Маш, а тебе не кажется, что люди вообще очень часто не думают, что делают? Вернее, не задумываются о последствиях своих поступков. Знаешь, как говорили о будущем девчонки в школе? «Выйду замуж за богатого лоха, сделаю ребенка, чтобы никуда не делся, и буду тусить. Венеция, Париж…» Знаешь, мне иногда кажется, что люди — большое овечье стадо. Куда вожак повернул, туда же лезут все остальные. И считают этот процесс единственно правильным. Вот когда-то, давно-давно, — я повернулся к ней лицом, чтобы видеть ее глаза, — один умный вождь доисторического племени вел войны за территории со своими соседями. В племени были сильные и храбрые мужчины, но воины других племен тоже были сильными. И тогда вождь подумал: наши земли становятся обширнее и богаче, множество женщин взяли мы в плен. А мужчин, способных защитить все эти богатства, становится все меньше. И повелел он своим храбрым мужчинам любить женщин, а женщинам — любить мужчин и рожать детей. И выросло это хитрое племя в один могучий и многочисленный народ. Сменилось не одно поколение. Но твердо знали женщины этого племени: появился у тебя мужчина — роди детей, а он, согласно заветам вождя, останется рядом, чтобы охранять свой род от врагов.
— Но мы-то сейчас, вроде цивилизованные люди…
— Глупости, — отрезал я. — Цивилизованные люди не живут инстинктами и заложенными в каменном веке программами. Люди должны учиться думать. Иначе зачем нам голова?
— Вот как раз твой отчим, — начала Маша ехидно, — от заветов Махатмы-то и отступил. Своей головой научился деньги зарабатывать.
— Ну, положим, не головой, а кой чем иным, но смекалки у него не отнять. Маш, пока на земле ведутся войны и гибнут люди, завет древнего Вождя все равно остается актуальным. Задача мужчины защищать и обеспечивать, задача женщины — рожать и создавать реальность, в которую мужчине было бы всегда приятно возвращаться. Просто мир сейчас потихоньку отводят от тех заповедей. И люди не могут понять, куда идти, к чему стремиться. Вместо радости и спокойствия любви, вместо уважения к старшим, вместо бережного отношения к детям нам навязали идолом золотого тельца. И человеки теперь не считают зазорным убивать ради квартир и денег стариков, продавать ненужных детей на органы. Прикинь, родила пару раз, и у тебя квартира! Слабые не вписываются в наш теперешний мир. Они становятся либо ненужной обузой, либо разменной монетой на пути к обеспеченному завтра.
— Армагеддец какой-то. — Передернула Маша плечами. — Ты знаешь, — она села на диване и подалась ко мне лицом, — я хочу, чтобы меня любил такой человек, как Алексей. Он не обманет и не предаст!
— А жену с другом на дороге бросил. — возразил я.
— Он не мог иначе! — Машка вскочила и забегала по комнате. — Он спасал свою дочь!
— Может быть, себя?
— Ты дурак, Валерка! — Она, наконец, остановилась передо мной и, присев на колени, заглянула мне в глаза. — Он до сих пор себе не может простить то утро. Знаешь, зачем он потом воевал? Это не было жаждой крови. Он хотел, чтобы его убили. Понимаешь, он не смог защитить самое дорогое, что было у него в жизни! Как бы я хотела, чтобы меня кто-нибудь так любил! — Она мечтательно прикрыла накрашенные глаза. — Тебе не понять, у тебя мать с Кирюхой есть!
Я встал с дивана и подошел к вскочившей Машке, с опущенной головой застывшей у камина, и обнял ее сзади за плечи.
— Маш, — позвал я ее, — хоть я младше тебя, и, может, кажусь тебе сопляком, но от всей души предлагаю тебе честную мужскую дружбу и свою рубашку.
Она с удивлением повернула голову ко мне:
— А рубашку зачем? Постирать что ли?
— Дурочка, — я своими призрачными руками обнял ее чуть крепче. — Чтобы было куда поплакать в трудную минуту!
— Балбес малолетний. — Вырвалась девушка, и подцепив полено, бросила его в камин. — Знаешь, — она немного помолчала. — Я согласна.
Мы опять расселись по диванам. За окнами, в синей ночи, падал пушистый снег, укрывая двор вместе с голубыми елями. Он прятал от нас далекие и яркие звезды, по которым отважные капитаны в дальних морях когда-то прокладывали свои маршруты к несметным сокровищам Золотого города и терпким пряностям Индии. Я лежал на диване лицом вверх и представлял благородных и сильных мужей прошлого, их верных и прекрасных дам, а также умных, красивых и горячо любимых ими детей, ради будущего которых они и создавали свои семьи. Я перевел глаза на Машку. Она сидела, сжав ладони между коленями и тоже, вероятно, думала о чем-то хорошем. Потому что улыбалась и смотрела на меня.
— Валерка, — спросила она, — ты любишь музыку?
— Да как-то не до нее было, а так люблю.
— Какую?
— Рок люблю, песни под гитару. Попсу, извини, не очень.
— А хочешь, я тебе спою? — Машка встала и прошла куда-то в темный угол. Вернулась с гитарой в руках.
— Ну ты даешь! — восхищенно произнес я.
— Не даю, — отрезала, — но сыграть попробую.
И она прозрачными пальцами начала цеплять струны. Это было просто фантастично! Потом, подобрав какую-то мелодию, она тихонько запела:
Сиреневой жемчужностью сияет утро раннее,
Туманы снежной вьюжностью приходят с опозданием
На берег с чашей озера серебряно-прозрачною,
С началом поздней осени закрытой тучей мрачною.
В малинниковых просеках — брусничник красной каплею
Среди искристой проседи. А елка толстой лапою
Кивает снизу ворону, что
