href="ch2-96.xhtml#id260" class="a">[96], проповедником и сборщиком зеката в Зенгане. И был один юноша, алид, сын реиса Зенгана, тоже законовед и проповедник. Постоянно эти двое разоблачали друг друга и корили друг друга с мимбара.
Этот алид как-то раз обозвал с мимбара того старца неверным. Сообщили об этом шейху, он тоже обозвал с кафедры того алида незаконнорожденным. Об этом сообщили алиду, он сильно расстроился. Тотчас поднялся он, отправился в город Рей и пожаловался Сахибу на того старца. Он плакал и говорил: „Не подобает, чтобы в твое время кто-либо обзывал потомка пророка незаконнорожденным“.
Сахиб разгневался на старца, послал гонца, старца привели в Рей и Сахиб сел разбирать жалобу с законоведами и сеидами. Приказал привести старца и сказал: „Шейх, ты муж из числа шафиитских имамов [да помилует его аллах], человек ты ученый, стоишь на краю могилы. Годится ли, чтобы ты обзывал потомка пророка незаконнорожденным? Теперь доложи истинность того, что ты сказал, если же не сможешь, я тебя покараю самой сильной карой, как это положено и по шариату, чтобы люди поучились на твоем примере и никто не смел поступать так невоспитанно и непочтительно“.
Старец сказал: „Свидетель правильности моих слов — сам же этот алид, не ищи против него свидетеля лучше его самого.
По моим словам он законнорожденный и чист, по собственным его словам — незаконнорожденный“. Сахиб спросил: „Чем докажешь?“ Старец ответил: „Весь Зенган знает, что брак его отца с его матерью скрепил я, а он на кафедре назвал меня неверным. Если он эти слова сказал по убеждению, то брак, скрепленный неверным, — недействителен, тогда он, по его же собственным словам, незаконнорожденный. Если же он сказал это не по убеждению, он лжец и необходима ему кара“. Потом старец добавил: „Как бы там ни было, или он — лжец, или незаконнорожденный, а потомок пророка лжецом быть не может, зовите же его, как хотите!“
Тогда алид очень устыдился и никакого ответа не нашел. Сказал он эти слова необдуманно, вот и стали они ему бедой.
Потому-то, о сын, будь красноречивым, но не пустословом, ибо пустословие — то же безумие. С кем бы ты ни говорил, смотри, покупатель ли он твоих речей, или нет. Если увидишь, что охотно покупает, продавай, если же нет, оставь эти речи и говори то, что может ему придтись по нраву, дабы стал он твоим покупателем.
Однако с людьми веди себя по-людски, с человеком — по-человечески, ибо одно дело — люди, другое — человек. И всякий, кто проснулся от сна пренебрежения, будет жить с людьми так, как сказал я.
Пока можешь, не отвращайся от того, чтобы послушать, ибо люди приобретают дар речи путем слушания речей. А доказательство этому то, что, если удалят ребенка от матери и снесут в подземелье и будут кормить молоком и там же воспитывать и ни мать, ни кормилица не будут с ним говорить и ласкать его и он ничьих речей не услышит, то вырастет он немым. И когда с течением времени послушает и научится, приобретет дар речи.
Другое доказательство: всякий кто рождается от матери глухим, бывает немым. Разве ты не видишь, что немые глухи? Потому-то, слушай речи, запоминай и принимай, особенно назидательные речи из изречений царей и мудрецов. Говорят: выслушивание советов мудрецов и царей увеличивает силу очей разума, ибо сурьма и тутия[97] для глаз разума — мудрость. Потому-то все, что я сказал, надо слушать ушами сердца и верить этому.
Из таких речей в это время вспомнилось мне несколько хороших слов и редкостных речей, передаваемых от Нушинравана[98] Справедливого, царя царей персов, и помянул я их в этой книге, чтобы и ты прочитал и знал и запомнил и следовал им. А следовать этим речам и советам того государя для нас особенно необходимо, ибо мы — из рода тех царей.
И знай, что так я читал в известиях про древних халифов, что халиф Мамун[99], да помилует его аллах, поехал на гробницу Нушинравана. Там, где была его дахма[100], нашел он его останки на прогнившем троне, обратившимися в прах на его троне.
На стене дахмы было написано золотом несколько слов на языке пехлеви. Мамун приказал вызвать переводчиков с пехлеви. Надпись эту прочитали и перевели на арабский, и этот арабский [перевод] стал среди арабов[101] известен. Прежде всего было сказано: „Пока я жив был, все рабы божии имели удел от моей справедливости и никто ко мне не приходил, не получив удела от моего милосердия. Теперь, когда настало время бессилия, не нашел я другого выхода кроме того, чтобы написать эти слова на стене с тем, что, если кто-нибудь когда-нибудь придет ко мне на поклон, прочитает он эти слова и будет знать их, и тогда и он не окажется лишенным доли от меня, и будут эти слова и речи мои наградой за труды тому человеку“.
Вот, что он написал, а вспомоществование от аллаха.
Глава восьмая
С упоминанием советов Нуширвана Справедливого
Сначала он сказал: „Пока день и ночь приходят и уходят, превратности судеб не дивись“.
И сказал: „Почему людям раскаиваться в деле, в котором они уже один раз раскаялись?“[102]
Сказал: „Почему спит спокойно тот, кто знаком с царем?“
Сказал: „Почему считает себя живым тот, жизнь которого сложилась не по его желанию?“
Потом сказал: „Того, кто без вины [с твоей стороны] скажет о тебе дурное, скорее прости, чем того, кто тебе об этом донесет“.
Потом сказал: „Тому, кто выслушивает направленные к нему соболезнования, не будет столько докуки, как тому, кто слушает без пользы“.
Потом сказал: „По сравнению с человеком, потерпевшим большие убытки, несущим еще большие убытки, считай того, у кого зрение глаза с ущербом“[103].
Потом сказал: „Всякого раба, которого покупают и продают, считай более свободным, чем того, кто раб своей глотки“.
Потом сказал: „Как бы человек ни был учен, но если наградой [за] это ему не будет разум, знания его — беда для него“.
Потом сказал: „Кого время не обучило, на обучение того никому не надо тратить усилий, ибо усилия эти пропадут понапрасну“.
Потом сказал: „Уберечь все от невежды легче, чем его самого от него же самого“.
Потом сказал: „Если хочешь, чтобы люди о тебе хорошо говорили, говори сам хорошо о людях“.
Потом сказал: „Если хочешь, чтобы твои труды для людей не пропали напрасно, смотри,
