хобби её по-настоящему вдохновляло. Она любила свою работу, любила команду талантливых инженеров, архитекторов и строителей, с которыми они вместе трудились на благо города. На работе считались с её мнением, смеялись над её шутками, там с ней, в конце концов, разговаривали. Её ценили. Дома же она была счастлива, когда им с Кристофером удавалось переброситься больше чем хотя бы парой предложений. Она тяжело вздохнула и промолчала. Сейчас не время для ссор.
– Полгорода разрушено из-за бомбёжек, – сказала она, стараясь не сорваться. – И я помогаю отстроить его заново. Вот на что тратятся государственные субсидии.
– О, государство выделило вам средства? – Кристофер был удивлён.
– Я говорила тебе об этом несколько недель назад, – ответила Эвелин.
Она выпустила ладонь мужа и сложила руки на коленях.
Когда Эвелин снова заговорила, то уже не пыталась скрыть грусть.
– Вот об этом я и говорю. Даже когда ты рядом, на самом деле ты где-то далеко. Так больше нельзя. Когда-нибудь ты сломаешься.
– Если потрудиться сейчас, то в будущем наша жизнь станет... – Он поднёс ко рту вилку.
Эвелин не дала ему шанса договорить. Хватит с неё оправданий, чаша её терпения переполнилась. Резко отодвинув от него тарелку, она решительно посмотрела мужу в глаза.
– Станет какой? – спросила она. – Лучше? Хуже? Да неважно! Нам нужен ты. Это жизнь, Кристофер. Жизнь происходит прямо здесь и сейчас. У тебя на глазах. Посмотри, ву-у-ху-у! – Она скорчила рожицу и помахала руками над головой. Ни один мускул не дрогнул на лице Кристофера. – Я уже несколько лет не видела, чтобы ты смеялся.
– Очень забавно, – холодно отозвался Кристофер.
Эвелин встала, забрала его тарелку и направилась в кухню, но вдруг остановилась на полпути. Она обернулась и посмотрела на мужа.
Тот всё ещё был в замешательстве.
– Я лишь хочу, чтобы ты хоть иногда веселился. Дурачился. Я полюбила тебя не за то, что ты был готов к работе.
Поднявшись, Кристофер вздохнул.
– Пожалуйста, не надо всё усложнять, – мягко сказал он. – Прости меня. – Он повернулся и посмотрел в прихожую, где стояли собранные чемоданы. – Я подниму свой чемодан наверх. Прости, что попросил тебя собрать его за меня.
Но когда Кристофер подошёл поближе, то обнаружил, что его чемодана там нет.
– А где же мой?
– Я даже не стала утруждаться, – сказала Эвелин, а потом развернулась, зашла в кухню и захлопнула за собой дверь.
Кристофер так и стоял в прихожей, в недоумении глядя на чемоданы. Это звенящее, холодное равнодушие жены прозвучало громче всего того, что она сказала за ужином, и ударило больнее, чем любой из её возможных упрёков.
Что же с ними стало? Почему и когда это произошло? Раньше они во всём находили радость. Тогда он мог рассказать Эвелин о чём угодно, он бы поведал ей о том, что творится у него на душе, поделился бы своими опасениями за его подопечных. А сейчас?
Сейчас в их разговорах не было доверия, не было тепла. И Кристофер признавал, что всё это его вина. Эвелин была доброй, терпеливой, удивительной женщиной, и он знал, что она любит его. Но он настолько отдалился от неё. Как же теперь сократить эту бесконечную пропасть между ними?
«А что, если я не смогу её вернуть? Что, если она права? Что, если я и правда разучился радоваться?»
И с этими тяжёлыми мыслями Кристофер отправился в спальню.
* * *
Той ночью Кристофер дурно спал. Он всё ворочался с боку на бок, перед глазами мелькали странные картинки, а в голове вспыхивали путаные воспоминания. Время от времени он вскрикивал сквозь сон. Ему снился сырой, мрачный лес, а сквозь густой, окутавший деревья и застилающий землю туман проглядывали едва различимые силуэты медведей, кроликов, ослов и поросят.
Кристофер проснулся в холодном поту и повернулся на другой бок. Но вторая сторона кровати была пуста. Сквозь шторы пробивались первые слабые солнечные лучи. Вот и настал новый день. Он услышал, как внизу открывается дверь.
Голос дочери смешивался с голосом жены. Они были готовы к отъезду.
Сбросив с себя одеяло, Кристофер запрыгнул в рабочий костюм и побежал вниз по лестнице. Как он и полагал, входная дверь была открыта. Во дворе стояла машина. Вещи Мадлен и Эвелин были уже сложены в багажник, а они стояли в гостиной и едва удостоили Кристофера взглядом.
– Что ж, – сконфуженно сказал он. – Хорошей поездки.
Он наклонился, чтобы обнять Мадлен, но та даже не шелохнулась, поэтому он просто клюнул её в щёчку и легонько похлопал по спине.
Малышка кивнула и направилась к выходу. Но вдруг замерла, развернулась и вручила ему сложенный лист бумаги.
– Мне очень нравится этот твой рисунок, – ласково сказала она. – Может, повесишь его к моим?
Кристофер кивнул, она слабо улыбнулась и вышла во двор.
Эвелин подождала, когда она выйдет, и одарила его своим быстрым, холодным «пока». Он вдруг подумал, что этот беглый поцелуй в щёку и лёгкое похлопывание по спине без намёка на теплоту, были ни чем иным, как молчаливым наказанием за его собственное горе-прощание, за его собственное горе-всё. Не проронив больше ни слова, Эвелин покинула дом. Кристофер вышел вслед за ними. Он наблюдал за тем, как они сели в машину и уехали.
– Мне так жаль, – пробормотал он и поднял на прощание руку.
Но было уже слишком поздно. Никакое «прости» или «жаль» не вернёт ему выходных с семьёй. Он тяжело вздохнул, повернулся и пошёл обратно в дом. Зайдя в кухню, Кристофер водрузил на столешницу свой портфель.
На плите засвистел чайник, и Кристофер на автомате заварил себе чашку чая. Затем он – разумеется, эффективно – раскрыл портфель и проверил, там ли всё необходимое. Он вынул из кармана рисунок, который отдала ему Мадлен, и развернул его. К удивлению Кристофера, с потёртого листа бумаги на него глядел его старый верный друг – Медвежонок Винни.
Кристофер вздрогнул: на него вдруг снова нахлынуло туманное наваждение его сна. По рукам побежали мурашки. Он много лет не вспоминал про мишку. А теперь, когда он смотрел на рисунок, казалось, что он слышит его голос, чувствует запах Зачарованного леса. Сам того не заметив, он расплылся в улыбке...
А потом в прихожей громко прогремели дедушкины часы. Кристофер испугался, и улыбка исчезла с его лица. Он убрал рисунок обратно в карман, схватил портфель
