оказался вполне предсказуемым. Какие двери, когда в голове одна мысль: еще! А о твоем приходе я вообще забыла. Ты же знаешь, я всегда добиваюсь своего. Я очень настырная.
– Ты не настырная, ты ненасытная. Извини, что помешала. У тебя до утра еще есть время.
– Сегодня сеанса уже не будет. Он, кажется, расстроился, что попался, а мне плевать. Я его от жены не увожу, а сексом с ним буду заниматься все дежурства. Ты же нас не выдашь?
– Светка, мне глубоко плевать на то, кто с кем, когда и сколько. Иди уже, работай, сексбомба. «Как бы она со мной разговаривала, знай о наших отношениях? А, если знает, зачем этот цирк? Нет, мы наши отношения не афишировали. Мы не появлялись с ним вдвоем нигде. Это я приняла такое решение, а он не возражал, – думала она. – Данилов мне ничего не обещал, и обвинить мне его не в чем. Да, мечтали, но это ведь не вредно». Кроме грусти, другого чувства не было. До утра смена тянулась нескончаемо долго.
Дедушка встречал ее всегда с радостью. Он за два года научился жить сам. В свои шестьдесят два, выглядел молодцом, и большую часть времени проводил в лесу. Только с наступлением холодов возвращался в дом в поселке или в выходные, когда ждал Вику. Он знал, когда приходит автобус и ждал внучку у калитки. Увидав деда, Вика помахала ему рукой.
– Как дела у студентки отличницы? – спросил он, открыв калитку и обняв внучку.
– Все хорошо, дедуля. Я к тебе на два дня, не прогонишь?
–Раз на два дня, значит, что-то случилось. Будешь душевные раны лечить? – спросил он, забирая у нее сумку и обнимая за плечи. – Пойдем, за завтраком все мне и расскажешь.
– Да, говорить особенно, дедуля, не о чем. Казалось, встретила большую любовь, а она возьми, да и пройди мимо, даже не остановилась. Чего о ней говорить? Грустно, не спорю, но это не повод раскисать. Говори, чем займемся? Чем тебе помочь? Но для начала разбери сумку, чтобы сам знал, чего у нас не хватает. Мои вещи в пакете, а все остальное твое, – моя руки под умывальником, говорила Вика.
– Ты для начала себе помоги, а уж потом поговорим обо мне. Ты у бабки была?
– Не могу, дедуль. Как ты себе это представляешь? Я два года учусь. Она женщина умная, инициативная, нашла бы меня сразу, если захотела. Неужели ты думаешь, что Павел Игнатьевич ей не сказал обо мне? Приду я к ней и что скажу? Не могу, извини. Не нужна я ей.
– Не заводись! Не хочешь – не ходи. Я так, к слову спросил.
– Ты знаешь, я на неделе на вещевой рынок собралась. Мне обувь нужно купить. Ты подумай, может, что тебе нужно. Ты не стесняйся, у меня скоро зарплата.
– Давай позавтракаем, да в лес прогуляемся. Разговор у меня к тебе есть. Я не знаю, как ты к этому отнесешься, но я должен тебе кое-что рассказать и показать. Согласна? Обед у меня готов, а на ужин картошки нажарим. Идет?
Плотно позавтракав, дед с внучкой надели походную одежду, сапоги и, вместе с овчаркой по кличке Михась, пошли в сторону леса.
– Как здесь хорошо. Тихо, спокойно и дышится легко.
– Викуся, ты прости меня внучка, что заставляю тебя вновь вспомнить пережитое, но разговор пойдет именно об этом. Твой обидчик не просто приезжал навестить твою мать и Василия. Не простые были у них в городе дела, от того и приехали они в поселок пересидеть какое-то время. Сторожили они здесь вдвоем ворованное, да награбленное, а подонок этот и приезжал за ним. Когда ты в лес убежала, ни Катя, ни Василий уже не дышали. В Василии пуля была, а Катюшке он голову пистолетом пробил, они уже остывали. Я парня к печке подтащил, чтобы посадить дальше от пистолета. На голове у него рана была от моего удара и немного крови. Очнулся, просил скорую вызвать, не хотел помирать. Руку ты ему перевязала? Болезнь у него какая-то, что кровью может истечь. Я пообещал, он мне денег сулил больших. Парня приложил об печь головой. Открыл сумку, а там чего только нет. Золотые побрякушки и деньги пачками. Намотал я на свою руку полотенце, достал половину знакомых мне денег, сунул их в пакет. Табуреты опрокинул, а тут Маша на пороге падает без чувств. Я про все на свете и деньги забыл. Пошел за участковым, оставив все, как есть. Не до чего мне не было тогда дела. Остальное ты знаешь. Ты уже в город уехала, когда я на них наткнулся. Я, оказывается, их под стреху засунул и забыл. Из этих денег я Маше и Кате памятник поставил, а Василию крест. Деньги в лесу. Хозяев побрякушек может, и найдут, а вот иностранным деньгам, могли еще у нас ноги приделать. То, что я взял, моральная компенсация за тебя, за мать, за бабушку. Не суди меня строго. Я от пенсии до пенсии проживу, а вот ты себя со своей работой и учебой загонишь. Это не дело месяц горбатится на сапоги, второй, на джинсы, третий на кофту, и опять по кругу. Купи все сразу. Пусть это будут не меха, но теплые и удобные вещи. У тебя четвертый курс, ты у меня уже взрослая девушка. Осуждаешь?
– Не думай об этом, дедуля, – она обняла старика. – Деньги я обязательно возьму и куплю все новое. Ты думаешь, их уже не хватятся?
– Они полгода таскались из города. Весь дом перевернули и перерыли. Не знаю, чего еще искали. Все мне в вину ставили то, что не поторопился фельдшера вызвать быстрее. Их только это и волновало. Не должен он был выжить после того, что сотворил.
– Успокойся, дорогой мой дедуля. Давай забудем об этой истории, как о кошмарном сне. Я знаю, родной, это очень трудно, но возможно. Время лечит.
– Ты, Викуся, открой счет в банке и положи деньги туда. Пусть они всегда будут под рукой. Не в общежитии же их держать.
– Деда, а как я объясню их происхождение, если кто спросит?
– А я дом продал, где Катерина жила. Дом покупателю и не нужен, а вот участок понравился. Есть договор на тридцать пять тысяч. Вот тебе и оправдание. Сотню положишь в два разных банка, вторую поделишь и оставишь часть дома, часть заберешь на покупки. Умирать я не собираюсь, похороны откладываются. Идем домой. Завтра наваришь мне борща на
