Книга Хозяйка над бесами - Мирра Слуцкая

Аглая как-то нашла избитую Таню в придорожной меже. Только не выдавай, — прошептала та. Ее лицо заплыло синим, на запястьях кровоточили царапины. Танин муж был старше на семь лет и очень ревнив. "Так-то он хороший, у нас достаток дома, — убеждала Таня в аглаином доме, куда они прибежали под покровом ночи, — это я виновата, платком ярким перевязала голову. Платок Таня подняла из канавы, он был грязным, на нем были изображены женщины-птицы.

Таня убежала на закате, чтобы "муж чего не решил". Аглая думала, что на этом все закончится. Через день Таня принесла Аглае яиц. «А то вона какая худая, замуж никто не возьмет». Позже они с Аглей выяснили, что дальние родственники, седьмая вода на киселе. Только благодаря Тане Аглая пережила зиму. Летом она еще могла нарвать малины в лесу, наудить рыбы с помощью самодельной удочки. Если Таня приходила с замотанными рукавами, Аглая знала — Петр снова приревновал к какому-нибудь кусту орешника. Таня ничего не говорила. Однажды она в сердцах спросила, как можно извести Петра. Потом долго открещивалась, умоляла Аглаю ничего не делать. "Он хороший, просто такой" Таня верила, что Аглая может ворожить.

Аглая тоже раньше верила. Бабушка уходила гулять в полночь, взяв с собой только миску молока и десяток сырых яиц. Она возвращалась свежей и веселой. Бабушка говорила: "Прекрасная ночь для бродниц, там были утопленницы со всей округи" Когда Аглая однажды ушла побродить вечером, на нее напали все местные собаки. Аглая так бежала, что разбила яйца — они достались не водяной нечисти, а муравьям.

Еще был случай. У Аглаи нарывало палец. Хорошо хоть, лето стояло, иначе совсем худо пришлось бы. Аглая помнила, как бабушка выводила нарывы. Нашлась и прозрачная яичная пленка, и семь свечей. Но слова наговора, как назло, вылетели из головы. Только зря пленку потратила, пришлось три недели ходить с больным пальцем. Все, что в руках бабушки ладилось, из аглаиных рук валилось. Она вздумала посадить на огороде колдовские травы — кукушкин лен, манжетку да вербену. Все завяли, даже неприхотливые. Так Аглая бы с голоду и померла, если б не Пеструшка да Таня.

Солнце садилось. Оно уже едва виднелось за еловыми верхушками. Казалось, из чащи надвигается тьма. Не та уютная темнота, которая боится свечей и печки — а извечная, древняя тьма, куда уходят все умершие. Над озером собирался вечерний туман. Аглая вылила в воду молоко. Оно потекло по водной глади и ушло вниз. К водяной царице, — решила Аглая. Яйцо она пристроила в осоке.

Закат лег на дальние холмы. Аглая быстро шла, ежась от холода. Она перешла на бег. Сейчас пастух уже должен был пригнать сельское стадо. За Пеструшку — ладную цветную корову — Олег никогда не брал платы. Он появился в деревне через три дня после смерти бабушки. И он один в селе, не считая Тани, разговаривал с Аглаей по-доброму.

Аглая миновала поле. Колосья зрели, проглотив солнечный свет. Поле принадлежало Таниному мужу. Аглая сдержалась, чтобы не плюнуть в пшеницу. Та ни в чем не виновата.

Когда небо стало алым, вдалеке показались черные мошки. Они приближались, увеличиваясь в размерах. Мошки двигались кучно. Они росли и росли, пока не стали видны очертания рогов. Аглая пошла навстречу. Она хотела перехватить свою корову до того, как пастух пригонит стадо в деревню. Кумушки и так всякий раз перешептывались, стоило Аглае пройти мимо. К ее разочарованию, с пастухом шли деревенские девушки. В их руках покачивались корзины, накрытая тряпицами. Сегодня был базар, — вспомнила Аглая. Она вздохнула. Ей так хотелось сладких леденцов из солодки. Одна девушка, в красном платке, одарила Аглаю насмешливым взглядом. Марфа считалась завидной невестой. Ее отец владел семью коровами и полем. Его закрома лопались от зерна. Марфа была таниной снохой. Аглая думала, что именно из марфиного рта вылетают сплетни и россказни про таниных мужиков. Саму Аглаю Марфа ненавидела. Годы не остудили пыл. И сейчас, глядя, как подпрыгивает коса Марфы, Аглае вспомнилось то Крещение.

— А что, оборванка, — спросила Марфа, отойдя от спутниц — как ты с Олегом рассчитываешься? Уж не бегаешь ли ты с ним в лес?

Олег считался самым красивым парнем в деревне. Аглая подозревала, что не только ольменовские девушки по нему сохнут. Очень уж хорош — синие глаза, пшеничные волосы и ладный такой.

— Тебя-то никто в лес не позовет, — шепотом ответила Аглая. Она нашла в стаде Пеструшку. Та была самой маленькой. Она задорно бежала между явно переевшим Михеевским быком и тщедушной белой Сонькой.

Марфа сузила глаза. Ее толстая черная коса оттягивала голову, ресницы были огромными и пушистыми. На голову Марфа повязала платок с женщинами-птицами. Они казались добрее Таниных. Они широко раскрывали рот и улыбались, словно пели на колядках.

— А тебя только в лес и позовут, — Марфа двинулась к своим коровам. Были они особенными, тучными, каждая с белой звездой на лбу. Эта порода очень ценилась в волости, что и принесло достаток марфиной семье. Такие телята рождались лишь в ольменовских хлевах, ни один заводчик не добился правильного сочетания тучности и звездности.

Аглая проводила Марфу взглядом. Очень ей хотелось, чтобы позвали в лес. Только не выпившие деревенские парни, конечно. Вот бы из леса вышел сам Хозяин да увел Аглаю. Бабушка говорила, что Хозяин черниговского леса давно скрылся в самой глубокой чаще.

Девушки ускорили шаг. Они о чем-то переговаривались. Впервые Аглая заметила тревогу на их лицах. Марфа тоже не ехидничала, как обычно. Однажды у них чуть до драки не дошло.

Пеструшка ткнулась Аглае в ладонь.

— Неужели травы не наелась? — удивилась Аглая. Она придержала Пеструшку за рог. Та покорно замедлилась. У нее был смирный нрав. Бабушка заговорила?

Из деревенских ворот вышли коровьи хозяева. Они, вопреки опасениям Аглаи, ничего не сказали. Хмуро разобрав скотину, они разошлись.

— Не слушай Марфу, — сказал Олег. Он прошел, помахивая хворостиной. Он не знал бабушки, но сколотил ей домовину и крест, задарма.

Ночь приближалась. В воздухе запахло темным временем — дальним костром, ночными цветами и звездами. У звезд не было настоящего запаха, как, скажем, у коров. Но без звезд вечер чувствовался бы иначе. Аглая вдохнула полной грудью.

В деревне стояла тишина. Обычно молодежь сидела до утра на завалинке. Они смеялись, пели и бегали за снедью в чей-нибудь погреб. Аглаю никогда не приглашали. А ей хотелось попробовать знаменитые блины Ванькиной матушки или соленые огурцы деда Афанасия. В избах не горел свет, они таращились на Аглаю темными окнами. Кое-где были сдвинуты