дар речи! Такого конца я никак не ожидал! Я понимал про себя, что наша «серая мышка», какой-то беззащитностью своей, была мне очень даже симпатична. Какие-то мимолетные мысли в отношении близости с ней естественным образом проносились через сознание, но серьезно об этом я не думал… а тут такое! И про это мне рассказал Алексей, который сам к Леночке неровно дышал.
– Подожди, Леша, подожди, – бубнил я совершенно сбитый с толку, – подожди. Тут что-то не так. Понимаешь, это мне не свойственно, это все неправильно…
– Что несвойственно, – ехидно и зло спросил Лешка, – философия или Ленка?
– Философия тут не при чем, – оправдывался я, – ты же знаешь, мне… мне Тоня нравится.
– Как нравится? – продолжал ехидничать Лешка.
– По всякому нравится… – не понимая, что несу, искал выход я, – и что теперь?
– Ну, не знаю, – становился серьезным Лешка, – теперь все думают, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Дима так и заявил: ты – немецкий шпион.
Не знаю, какой вариант происходящего вчера, мог бы быть для меня хуже! Во всяком случае, я такой вариант не предполагал вовсе.
– Леш, – начал я, стараясь объясниться хотя бы с ним, – понимаешь, мы все немного не такие, какими кажемся. Это нормально. Но я стараюсь говорить на таком языке, которого от меня ждут, то есть быть понятным. Ну, видно тут другая ситуация, водка паленая, и все такое… Вот и слетели тормоза. Понимаешь, я не виноват, честное слово. Ну… так получилось.
Мы долго молчали. Я переваривал услышанное. Оно не переваривалось, вызывая тошноту.
Чтобы поддержать разговор, я указал на книгу.
– А это зачем? – спросил я.
– Да вот, – улыбнулся Лешка, – Исаев велел. Видно ты его здорово заинтересовал своими бреднями.
* * *
Лешка отвез меня домой. Пока ехали, молчали. Я устал от обилия всего происшедшего. Только когда подъехали к моему дому, я понял, что именно сейчас надо как-то исправлять ситуацию. Судя по всему, Алексей особо никуда не торопился. Поговорить стоило.
– Леша, – начал я серьезно, – мне сейчас трудно все это переварить… Многое для меня непонятно…
Алексей слушал.
– Того, что произошло, не должно было быть. Это все странно и неправильно. Я не хочу никому ничего плохого…
– Ты это уже говорил, – нервно бросил он.
– Говорил, знаю, еще скажу. А больше всего я не хочу плохого тебе!
– Ты и там за столом не хотел мне плохого? – съехидничал Лешка.
– Леш, – мучился я, – там не пойми что происходило. Это не простое опьянение, отравились же все. Я тебе обещаю, я клянусь тебе, никогда я Лену трогать не буду. Никогда!
– А она сама, как ты думаешь, в какую сторону тогда смотрела? – повысил Лешка голос.
– В какую? – не понял я?
– На тебя она смотрела! – почти прокричал Алексей.
– Зачем? – продолжал тупить я.
Лешка ничего не ответил. Мы с минуту помолчали. Он прикурил вторую сигарету, пару раз очень глубоко вдохнул ароматный дым (Лешка курил только сигареты с ментолом).
Я искал выход из положения, и понял – что угодно, но теперь врать нельзя!
– Леша, – начал я осторожно, – мне очень неприятно, что так получилось, поверь, и я, если честно, совершенно не знаю, что делать. И еще я понимаю, что я один ничего исправить не могу. Давай поможем друг другу. Я могу тебе помочь, помоги и ты мне.
Лешка молчал. Сигарета подходила к концу. Он достал пачку и собирался прикуривать уже третью, но замер и пачку убрал. Было видно – он сильно волнуется.
– Не представляю, – неуверенно протянул он, – как тут можно помочь.
Я заговорил уверенно, чтобы немного продавить его непонимание.
– Виноват, конечно, во всем я, – признавал я, – мне и расхлебывать. Я поговорю с Леной. Только тебе нужно ее подготовить.
– Не надо, – отрезал Лешка, – не надо нам такой помощи!
– Подожди, подожди, – заторопился я (не пропустив, впрочем, Лешкиной оговорки «нам»). Ты послушай сначала. Сейчас девчонки на меня злятся и это понятно. Ситуация застыла на месте, и, поверь, всем это напряжение неприятно. Каждый хочет, чтобы это напряжение закончилось. Кому-то нужен один результат, кому-то другой. Но все хотят конца. Всем неприятно. Если ты подойдешь к Лене и скажешь например, что Женька, мол, места себе не находит, плохо ему. Считает себя виноватым, хочет извиниться и все такое… Но боится, что ты не примешь его извинения… Понимаешь, тогда она должна будет что-то сказать. И я уверен, что дело пойдет. А уж там я не просто успокою ситуацию, я поговорю с ней, про тебя скажу, что именно ты разрулил все, именно ты решил все проблемы, скажу правду, что ты – замечательный парень, не то, что я…
Лешка долго молчал, но и не возражал.
– Ну ладно, – поняв что-то свое, ответил он, – ты оправдаешься, и что дальше?
– Дальше, что-то ты скажешь Тоне. Может быть примерно тоже самое. Ленка с Тонькой сейчас в контрах. А тут они помирятся. Я думаю, по женскому своему обычаю они сами меня реабилитируют.
– Ты все время говоришь про себя… – начал Лешка.
– Так я же один и виноват! – выдал я уже давно заготовленный ответ. – Но ты не думай, что я собираюсь ограничиться только одной моей реабилитацией. Все, что я предлагаю, направлено на то, чтобы девчонки помирились. Я очень надеюсь, что так и будет. Я надеюсь, что и мы с Тоней помиримся. Я буду рассказывать ей про тебя, про то, что ты отличный парень и все такое… Она Лене будет рассказывать.
– Вот этого не нужно, – обидчивым тоном проговорил Лешка. – Я сам, как-нибудь.
– Леш, это не сводничество, – искренне говорил я, – поверь. Иногда женщине про парня просто необходимо на что-то указывать, я уж знаю, поверь мне!
– Все равно не нужно, – твердо ответил мой друг. – Ладно. Я поговорю с ними обеими. Не знаю, что получится, но поговорю. Все равно нельзя так оставлять всю эту ситуацию.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Я решил использовать мои выходные для своей реабилитации. Оставшийся после меня Мишка лучше всего подходил для этого. Ближе к вечеру я пришел на работу. Мишка лежал на диване и читал газету.
– Чего пишут? – спросил я, не собираясь слушать его ответ.
– Ты чего вернулся? – не ответил Мишка. – Забыл чего?
– Да нет, свои дела у меня тут.
– А-а-а, – неопределенно протянул Мишка, и, как ни в чем не бывало, уставился в газету.
– Я антенну пришел делать, – не рассчитывая на Мишкин интерес, просто так сказал я, – Исаев собирается нам рации покупать.
Мишка не сразу ответил. Наверное, ему нужно было время, чтобы рассредоточить
