если угостите чаем… с коньяком….
Ох, и жук этот Игорь Ярославович!
Мы тащимся хромая к крыльцу. А я иду и бурчу: Ага, дайте чаю попить с коньяком, а то так кушать хочется, что переночевать негде, тут вам и почистить, и коньячок, и сено в шоколаде…
Юлька мне показывает кулак из-за спины Игоря Ярославовича.
Устраиваемся на кухне. Юлька, как пропеллер, уже и пальто сушиться повесила, и иголку с ниткой достала. Шьет, чистит, паром разглаживает. Хозяйственная она у нас.
— У вас божественный напиток, Юлечка! Кто научил вас так превосходно готовить кофе, — мурлычет Игорь Ярославович.
— Бабушка, она — турчанка, и прадед у меня турок, так что это у нас в крови.
— Ммммм, очень редкая у вас масть, никогда не видел турецкой крови с рыжими волосами, — подлизывается Игорь Ярославович, а глазенки горят, сейчас я тебе эти глазенки то подбила бы, котяра мартовский, нечего на мою подругу слюни пускать.
— Дед турок был рыжим и кучерявым, — поясняет Юля.
Но появляется внезапный «нежданчик». К нам на огонек зашёл сам Ярослав.
— Папа, — таращит глаза на отца Ярослав, удивленно рассматривает того, словно видит впервые.
— Ярослав, я заезжал к тебе по делу, но тебя дома не было, и я решил заглянуть к соседке, — глаза Игоря Ярославовича масленые, масленые.
Ярослав удивленно моргает, осматривая отца, раздетого, в чужом мужском халате, сидящего в обществе двух девушек. Уж не знаю, что там у него в голове пронеслось, но лицо его перекосило, словно он уксуса глотнул.
— Папа, может, ты уже оденешься? Пошли домой, там поговорим.
— Яр, мне тут любезная хозяйка пообещала пуговицу к пальто пришить, так что я допью кофе, побеседую с милой хозяйкой и приду, — от таких речей отца у Ярослава челюсть отвалилась, а Игорю Ярославовичу, как с гуся вода. Он восседает во главе стол как падишах в гареме.
— Юля, можно тебя на минутку, — Ярослав разворачивается и уходит в коридор.
Они о чем-то секретничают, и Яр уходит.
За ним уплывает и Игорь Ярославович.
А мы с Юлькой допиваем нашу бутылку. Уф! Ну и денек!
Глава восьмая
И тут звонит мама. Если маме что-нибудь надо, она мертвую меня поднимет.
— Анжелика, ты почему трубку не берешь, — верещит она, я только вздыхаю тяжело. — Сегодня вечеринка у Фроловых, ты что, забыла?
— Нет, конечно, я помню, — успокаиваю маму, сама ни сном ни духом об этом мероприятии не знаю.
— Срочно приезжай домой! Я тебе приготовила лиловое платье и длинные бриллиантовые серьги с браслетом. Обязательно сделай нюдовый макияж. За тобой в девять заедет Роберт, вы должны приехать на прием вместе.
Мама категорична. А я уже понимаю, к чему она ведет. Приехать вместе, значит объявить в наших кругах, что у нас отношения. Так недалеко и до помолвки.
Ну, нет! Черта с два!
Наспех прощаюсь с Юлькой и убегаю. Уже в такси набираю Витьку — соседа. Он у нас автогонщик.
— Витя, ты сможешь меня очень быстро доставить к Фроловым? — задаю ему вопрос в лоб.
— А чего? — слышу полусонный ответ, опять, наверное, в танчики играл сутки.
— За надом!
— Когда?
— Я буду через пятнадцать минут дома, переоденусь, это еще пятнадцать минут, значит, через полчаса, — выдаю я информацию.
— Ок, жду.
— Вить, а можно я к тебе через сад на участок зайду? — спрашиваю напоследок.
— Ок, — коротко и ясно.
Через десять минут я подъехала к дому, таксист попался гонщик, не хуже Витька. Быстро лечу в дом, поднимаюсь в свою спальню. Тут уже вертится прислуга. Отсылаю всех одним словосочетанием: Пошли все нах!
Те удаляются, поджав губы. Мне не нужен соглядатель. Прислуга наушничает и все докладывает мамочке.
И так. Нужно одеться так, чтобы вызвать возмущение, агрессию.
Выбираю ультракороткое кожаное платье, черные колготы и тяжелые башмаки берцы, как раз под платье, с толстой подошвой и шнуровкой. Рисую себе черные стрелки, ресницы клею супер длинные, волосы укладываю в хвост. Последний штрих — красная помада.
В окно вижу, как въезжает во двор выпендрёжный внедорожник Роберта. Ха, большие машинки любишь? Значит, член маленький!
И я быстро спускаюсь на первый этаж и выскакиваю в сад. Бегу, что есть мочи, через сад к калитке. Только бы Витек не забыл ее открыть, а то через забор придется перелазить. Но калитка открыта. И Витька ждет меня на низком старте.
Заскакиваю в его гоночную тачку. И достаю пакет, потому что мы летим так, что дух захватывает и подбрасывает из стороны в сторону, тошнит. Мы подрезаем, перестраиваемся через две полосы, меня качает из стороны в сторону, и я вспоминаю фильм «Такси». Если бы наши решили снять что-то подобное, то лучше Витька никого бы не нашли на роль таксиста Даниэля.
И вот мы паркуемся возле пафосного дома Фроловых. Уф, пакет не понадобился, даже не блеванула ни разу. Хозяин дома толи воротила бизнеса, толи чиновник высокого ранга, но дом себе отгрохал «мама не горюй», прямо в городе. Свой собственный сад за ажурной решёткой. Сейчас там установлена и украшена ель, как-никак скоро Новый год.
Вхожу в фойе, тут толпиться народ, услужливые гардеробщики помогают избавиться от шубы. И я смело шагаю в зал, сопровождаемая возмущенным шёпотом и такими же взглядами. Зацепила я публику, долго припоминать моей матушке будут мой вызывающий наряд.
Мать видит меня уже издали, и по ее кислой мине, я понимаю, что вечером мне будет выволочка.
— Как ты могла так вырядиться, Анжелика, — шипит мать, ухватив меня за локоть. — Где Роберт? Как он допустил такое?
— А Роберт за мной не заехал, — вру я. — Я сама добралась на такси.
Мать закатывает глаза, но продолжает шипеть.
— Тебе надо немедля отправиться домой и переодеться.
— Зачем? О, как я рада вас видеть в добром здравии, тут мне мама говорила, что вы упали и расшиблись, — обнимаю я одну из маминых подруг. — Она так была рада, когда вы на костылях прыгали, так смеялась.
У той глаза, как блюдца стали, уголок рта подергивается. Она смотрит то на меня, то на мою мать.
— Что ты несешь? — шипит мать. — Совсем ополоумела!
Но тут появляется Роберт. Он идет быстрым шагом к нам, и в его глазах я вижу огонь ярости. О, милый, ты еще меня не знаешь, ты у меня огнем плеваться будешь, я умею доводить до белого каления.
— Как это называется, Дарья Владимировна, — шипит на мою мать Роберт. — Я приехал, а вашей дочери и след простыл?
— Роберт, она вас не дождалась, — и они оба смотрят на
