Книга Ноль эмоций - Екатерина Осянина

Костик одобрительно усмехнулся и последовал моему примеру. Ему оказалось труднее балансировать на узкой полосе металла, и вскоре он соскочил с рельса и наконец уселся на него отдохнуть. Я тоже присела напротив него. Сидеть было неудобно и холодно, но ноги так ныли, гудели и просили отдыха, что я готова была даже лечь на эти грязные вонючие шпалы.

— Ты хоть знаешь, куда и зачем мы идем? — спросила я наконец, прервав нашу многочасовую молчанку. Голос мой звучал хрипло, и мне пришлось прокашляться.

Он молчал так долго, что я думала, останусь без ответа. Но вот он вздохнул, не глядя на меня, вытянул свои длинные ноги, чуть не задев мои, и все-таки выговорил, тоже хрипло:

— Мы идем туда, где нас не должны найти. Но идти придется долго.

— Зачем ты тащишь меня с собой? — все-таки полюбопытствовала я.

— Я тебя не тащу, — пожал он плечами, — можешь оставаться. Если хочешь умереть. Я тебя оттуда вытащил, — он мотнул головой в сторону, откуда мы пришли, — все, больше я тебе ничего не должен. Дальше решай сама. Но вдвоем нам теперь будет легче выжить.

— За что ты считал себя моим должником?

— За то, что ты вытащила меня из того горящего небоскреба.

— Я?!

— Ты.

— После того, как ты пытался меня убить, а я пырнула тебя стеклом в бок? — такой ход событий у меня в голове не укладывался. Но он только молча покивал, наблюдая за моей реакцией. — Ты ничего не путаешь? Может, у тебя тоже… того, посттравматическая амнезия? — я повертела кистью руки возле головы.

Он помотал головой, по-видимому, не собираясь пока мне ничего разъяснять. Я еще покрутила в голове всю информацию, пытаясь нащупать логику его, а главное, своих поступков, но то ли информации было мало, то ли доктор переоценил состояние моего интеллекта…

В конце концов я решила, что вдвоем пытаться выжить по крайней мере проще, тем более в такой глуши.

Мы еще немного посидели, давая отдых натруженным ногам, но потом начали ныть спины. Не сговариваясь, мы одновременно встали и пошли дальше: я — по рельсам, Костя — по шпалам.

Еще через некоторое время такой ходьбы в полном молчании мы дошли до какой-то захудалой станции. Дверь под обшарпанной и поблекшей вывеской «Касса» была заперта. Названия станции я, как ни искала, не нашла. Полуразрушенная платформа зияла ямами и поросла березками и шиповником.

Обойдя все здание кругом и не найдя признаков живых людей, Костя вздохнул, кивнул в сторону идущей мимо станции грунтовки, довольно наезженной, и по-прежнему ни слова не говоря, двинулся по ней. Я тоже вздохнула и потащилась за ним, сунув руки в карманы. Солнце за весь день ни разу так и не выглянуло, и ближе к вечеру повеяло ощутимой прохладой. В животе моем урчало, силы шагать почти не осталось, двигало мной только какое-то тупое, ничем не объяснимое упрямство.

По узкой дороге мы вышли к какой-то деревне, и мой спутник уверенно вывел меня на главную улицу к сельмагу. К нашему разочарованию, дверь оказалась закрыта. Мы присели на деревянные ступеньки простенького крылечка. Костя, вероятно, раздумывал, куда идти дальше и где еще можно добыть еду. Глаза его были сощурены, он задумчиво скреб свою зарастающую щетиной щеку. Не знаю, до чего он там успел додуматься, но тут на крыльцо взбежала молоденькая девица, стройная, с длинной косой и большими застенчивыми глазами. Отперла висячий замок на двери и впустила нас внутрь, а сама встала за прилавок.

В магазине, который, видно, был один на всю деревню, можно было купить все: от зубной щетки до школьных принадлежностей. Вторую половину торгового зала занимали продукты.

Я рассматривала товары, отмечая в уме, что вот неплохо было бы купить вот это, и это… А совсем скоро пригодится и еще кое-что. Костя набирал продукты. Потом он оглянулся на меня и спросил:

— Ты что-то присмотрела?

Я кивнула и перечислила то, что, по моему мнению, очень бы пригодилось нам в пути: небольшой рюкзачок, туалетную бумагу, еще кое-какие мелочи из предметов гигиены. Хорошенькая продавщица складывала выбранные мной вещи на прилавок. Костик одобрительно поднял свою злодейскую бровь и добавил к моему выбору пару зубных щеток, тюбик пасты и флакончик жидкого мыла с дозатором. Подумав, себе он тоже выбрал рюкзак пообъемнее, сразу запихал туда продукты, предоставив мне позаботиться о более легких покупках.

— Еще что-нибудь хочешь? — спросил он, вынимая небольшую пачку денег из кармана своей кожанки.

Мой взгляд уперся в какие-то пухлые желтые комочки, выпирающие из тонкого целлофанового пакетика. Я навалилась животом на деревянный прилавок, чтобы разглядеть ценник.

— Да, — сказала я. — Кукые палки.

Хорошенькое личико продавщицы приняло недоуменное выражение, Костя взглянул на меня, как на сумасшедшую.

— Какие палки? — тихо переспросила меня девушка, окидывая взглядом полки с продуктами.

— Кукые, — твердо сказала я и указала на желтоватые комочки.

— Кукурузные палочки? — робко уточнила продавщица.

Я снова навалилась животом на прилавок и присмотрелась к ценнику. Узкая бумажка, на которой фломастером от руки кривовато накарябано: «Кук-ые пал-ки». Видимо, целиком слова не умещались, а дефисы, больше похожие на точки, я не сразу разглядела. Я кивком подтвердила, что да, оно самое. Костика согнуло пополам от хохота, продавщица совсем засмущалась, и, рассчитываясь с Константином за все покупки, старалась не смотреть ни на него, ни на меня. Этот гад, вытирая слезы и подвывая, отсчитал купюры, заграбастал свой рюкзак, предоставив мне мой, и вывалился из магазина, все еще всхлипывая. Время от времени он бормотал себе под нос «Кукые палки!» и снова сгибался пополам от нового приступа истерики.

Я пробормотала зардевшейся продавщице: «Спасибо, извините нас!» — и выскользнула вслед за своим спутником.

Пока мы шли обратно до заброшенной станции, Костик продолжал хохотать, мотая головой и выписывая по дороге зигзаги, как пьяный. Временами он почти успокаивался, но стоило ему бросить на меня взгляд, и он снова начинал хихикать.

— Хватит ржать, — буркнула я, — Бринцевич по тебе плачет.

Он еще немного пофыркал и похихикал, потом, наконец, простонал «Ооооооой», схватившись за живот, и вроде затих.

— У тебя вообще чувства юмора нет? — чуть удивленно спросил он немного погодя, видя, что меня не проняло, и я даже не улыбнулась.

Я фыркнула и огрызнулась:

— Нет. Зато ты у нас остряк-весельчак.

— Сарказм, — отметил он удовлетворенно, — значит, ты не так уж безнадежна.

— Безнадежна… А на что ты, вообще-то, надеешься? — подумав, спросила я.

Он помолчал, косясь на меня, потом пожал плечами:

— Что ты не зомби и не робот.

Я удивилась:

— Тебе-то какая разница?

— В том, что с тобой случилось, есть моя вина, — нехотя признался он — пусть и не лично я тебя такой сделал.