Всеволод Ярославич, «князь всея Руси», был редкостно образован: знал, по прямому свидетельству сына – Владимира Мономаха, пять языков[86]. Мономашич Юрий Долгорукий младшему наследнику дал мирское имя своего деда и оставил «Поучение» отца. Мог ли Всеволод Юрьевич не вдохновиться примером старших родичей, не перенять их пытливый нрав, их тягу к учености? Эту фамильную жажду знаний утолила бы и русская школа, но случилось так, что наставниками княжича стали царьградские учителя.
По византийскому образцу
Исповедание Христовой веры наши рассудительные предки восприняли от тех, кто сохранил ее в чистоте и неповрежденности. Вместе с православным учением русские люди усваивали византийский опыт учительства. Вводивший на Руси христианство Владимир «на[ча] ставити по градомъ церкви и попы, и людие на крещение приводити… и пославъ нача поимати оу нарочитои чади дѣти и даяти на оучение книжное»[87]. «Нарочитая чадь» – именитые люди, знатные горожане. Расчет был на то, что уже спустя поколение местная власть сосредоточится в руках людей просвещенных. В руках единомышленников, признающих одного Бога – Святую Троицу и одного государя – киевского князя.
Жизнь, как водится, внесла поправки в державный план: единовластие продержалось по историческим меркам недолго. Зато просветительского запала хватило на века. Хотя поначалу реформа образования на Руси не слишком радовала вчерашних язычников. «Повесть временных лет» сообщает: «А матери же чадъ своихъ плакахуся по нихъ, и еще бо ся бяху не оутвѣрдилѣ вѣрою, но акы по мерьтвѣцѣ плакахуся симь же раздаянымъ на оучение книжное»[88].
Комментируя слова летописца, Б. Д. Греков отмечал: «Совершенно ясно, что “учение книжное” – это не обучение грамоте, а школа, где преподавались науки, давалось серьезное по тому времени образование. Грамоте обучали не в этой школе. Простая грамота была известна на Руси задолго до Владимира»[89].
Сведения о численности первых киевских школяров сохранила Вологодско-Пермская летопись: «.князь великии Владимер, собравъ дѣтеи 300, вдал учити грамоте»[90]. Важное уточнение состава учащихся находим в хронике польского историка XVI в. М. Стрыйковского: Владимир отдал в учение «всех названных сынов своих и возле них несколько сот боярских сынов»[91]. Так закладывалась добрая традиция правящего рода Рюриковичей – не уступать в грамотности, а нередко и в учености своим придворным и подданным, более того, служить им примером. Эта традиция позже расцвела во Владимиро-Суздальской земле – во многом благодаря ее просвещенным властителям: Андрею Боголюбскому, Всеволоду Большое Гнездо, его старшему сыну Константину – и продержалась там до монголо-татарского разорения. (С приходом монголов школьное образование в землях Северо-Восточной Руси не исчезло – например, школа в Григорьевском монастыре Ростова продолжала действовать вплоть до XV в.[92], но уровень грамотности населения, в том числе знати, заметно снизился. Еще П. Н. Полевой отмечал: в летописях «о Димитріи Донскомъ прямо говорится, что онъ не былъ хорошо изученъ книгамъ; о Василіи Темномъ, – что онъ былъ не книженъ и не грамотенъ»[93].)
Первыми православными священниками на русской земле были выходцы из Византии. Логично предположить, что и первыми учителями киевской школы стали ученые греки, а также те славяне, которые получили образование в городах Империи. Примером для них являлись премудрые солунские братья Кирилл и Мефодий, просветители славянские. Важно отметить, что Кирилл (в миру Константин) учился, а позже преподавал в Магнаврской школе, высшем учебном заведении Константинополя. В 863 г. в столице Великоморавского княжества Велиграде братья основали первую школу, где обучение велось на славянском языке. В его основу был положен говор македонских славян болгарской группы – солунский диалект, хорошо знакомый Кириллу и Мефодию. Многие богословские и школьные тексты перевели с греческого на славянский сами братья. В Болгарии учебные заведения по византийскому образцу открывали последователи Кирилла и Мефодия[94]. Развитие книжной грамоты и школьного дела на Руси также нельзя представить без наследия солунских братьев, без участия тех, кто продолжил их труд на славянских землях.
