class="p">— Что вы хотели сообщить Петру Федоровичу? — последовал настойчивый вопрос.
— Клянусь, ничего, ваше благородие!
Видя растерянность молодого гвардейца, капитан велел арестовать его до выяснения всех обстоятельств.
Державина препроводили на гауптвахту и заперли в камере. Когда глаза привыкли к полумраку, удалось разглядеть грубо сколоченный стол, за которым, сгорбившись и постанывая, сидел мужчина. Гавриил приблизился к нему, и арестант поднял голову, открыв смуглое осунувшееся лицо. В свете коптившей сальной плошки блеснули темные влажные глаза.
— Что с вами? — спросил Державин.
— Разве дело во мне! — Мужчина сжал кулаки и стукнул ими по столу. — Мой добрый государь… Заговорщики арестовали его и заставили подписать отречение. Потом повезли в Ропшу и не позволили мне быть рядом с ним. Вот до чего я дожил… Бросил в беде своего господина! О, Mein Gott! Я не хочу больше жить!
В голове Державина промелькнуло воспоминание. Во время его разговора с императором рядом находился то ли придворный, то ли слуга с каким-то странным именем…
— Возьмите себя в руки, господин Бастидон! — твердо сказал он, вспомнив имя. — Не казните себя за то, в чем вы не виноваты. Надо уметь жить не прошлым, а будущим!
Бастидон тоже пристально вгляделся в своего собеседника и воскликнул:
— Кажется, я вас узнал! Вы — Державин?
— Именно так!
Яков Бастидон был португальцем по происхождению, но, пребывая в Голштинии на службе герцога Карла Петера Гольштейн-Готторпского, стал считать себя немцем. Когда его господин волею судьбы унаследовал российский трон, то Бастидон был готов сделаться и русским. Кем угодно, только бы служить ему…
— Вы и представить не можете, сколь многим я обязан государю. Он взял меня на службу нищим и обездоленным, а теперь я — императорский камергер!
— Теперь вы — узник, — усмехнулся Державин. — Надеюсь, что ненадолго.
Бастидон рассказал, что женат на кормилице великого князя Павла, сына императора. Цесаревич уже подрос, но до сих пор души в ней не чает.
Он еще много говорил о себе и своей семье, о несчастном императоре, но вскоре его излияния были прерваны. Заскрежетал ключ в замке, и в камеру вошли двое военных: старый инвалид — начальник гауптвахты и уверенный в себе полковник лет тридцати пяти в щегольском мундире. Узники встали рядом, плечом к плечу, в ожидании решения своей судьбы.
— Имя, фамилия! — сурово бросил полковник, обращаясь к Бастидону.
Тот назвал себя.
— А вы? — Полковник окинул глазами статную фигуру гвардейца.
— Мушкетер третьей роты Преображенского полка Гавриил Державин!
Полковник кивнул и некоторое время молчал, размышляя.
— Преображенца отпустить! — приказал он дежурному. — Попал по недоразумению, за него поручился майор Терентьев. А вот камергера я бы приказал допросить с пристрастием…
Даже в тусклом свете камеры было видно, как содрогнулся Бастидон.
— Ваша светлость!
— Ладно, не трусь, пошутил. Государыня на радостях велела освободить из гауптвахты всех преступников.
— Но я не преступник, ваша светлость!
Не удостоив его ответом, полковник вышел из каземата в сопровождении дежурного офицера. Через несколько минут явился караульный и проводил арестованных к выходу.
— Вы знаете, кто с нами разговаривал? — шепнул Бастидон. — Князь Александр Ильич Бибиков, храбрейший воин! Император Петр Федорович весьма благоволил к нему. Может быть, поэтому князь и отнесся к нам снисходительно.
В бледном рассвете пасмурного утра Державин не сразу разглядел у ворот гауптвахты тоненькую фигурку женщины с ребенком на руках.
— Яков! Яшенька! — Женщина кинулась к Бастидону, и тот, раскинув руки, сгреб обоих в охапку.
— Ну что ты, родная… Не плачь, все позади… Гаврила Романович, — камергер обернулся к Державину, — это моя жена, Мария Дмитриевна!
Вытирая слезы радости, Мария робко улыбнулась и опустила глаза. А сидящая у нее на руках крошечная кудрявая девочка не более двух лет от роду ничуть не смутилась и доверчиво потянулась к гвардейцу. Ему ничего не оставалось, как подхватить ее на руки.
Неведомая прежде нежность охватила Гавриила, когда он прижал к себе беззащитное тельце ребенка. Он ласково погладил черные кудряшки, невольно отметив сходство девочки с отцом, потом, поддавшись порыву, неловко поцеловал ее куда-то возле ушка.
— Чудеса… — прошептал Бастидон. — Обычно она не идет к чужим людям.
— Признала за своего, — растроганно промолвил Державин, чувствуя, как тепло разливается по щекам и слезы наворачиваются на глаза.
Что с ним? Все напряжение прошедшего дня вылилось в этих слезах: утраченная возможность вырваться из рядовых, вступив в голштинский полк, дворцовый переворот, милостивая улыбка Екатерины Алексеевны, промчавшейся мимо него на красавце-коне, мимолетный затравленный взгляд низложенного императора из окна кареты…
Все молчали. Девочка тоже притихла и осторожно гладила его по щекам, убирая слезинки.
— Как тебя зовут? — прошептал он.
— Катя! — охотно сообщила кроха и обвила ручонками его шею.
— Ты не Катя, а Пленира! — улыбаясь, возразил он. — Сразу взяла меня в плен!
Большие, похожие на спелые вишни, глаза малышки удивленно округлились, но она не собиралась отпускать Державина.
— Ну, будет… Давайте ее мне, а то не отстанет! — решительно сказала Мария Дмитриевна, забирая дочь.
— Ради бога, простите, — очнулся Державин и провел рукой по лицу, словно прогоняя сон. — Прощайте, господа!
Он помахал рукой девочке, учтиво поклонился супругам и, не оглядываясь, быстрыми шагами вышел за ворота.
Глава 4
МОСКВА
Свергнутый император Петр Федорович скончался в Ропше 6 июля 1762 года. Причиной смерти, как было официально объявлено, явились геморроидальные колики. Но вскоре поползли слухи, что императора прикончил граф Алексей Орлов, брат всесильного фаворита Григория, и якобы убийство это было совершено по приказу самой Екатерины Алексеевны. Ходила в народе и другая молва. В трактирах и армейских гарнизонах шептались, что императору удалось спастись и скрывается он на Урале, среди яицких казаков…
Как бы то ни было, едва тело Петра Федоровича (или его двойника) упокоилось в земле, вышел манифест о предстоящей коронации новой императрицы. А так как коронации русских царей традиционно происходили в Москве, то вскоре началось "великое переселение" из Петербурга в Москву императорского двора, гвардии и государственных учреждений. Прибытие ее императорского величества происходило торжественно, при большом скоплении народа.
Государыня ехала по Тверской в открытой золоченой коляске, украшенной дорогими коврами, хвойными ветками и гирляндами цветов. Гром пушек, звон колоколов и приветственные возгласы слились в единый победный клич. Державин в праздновании не участвовал. Он стоял в карауле.
Венчание на царство Екатерины II состоялось 22 сентября 1762 года в московском Успенском соборе. Балы, фейерверки, парадные обеды, маскарады и прочие увеселения длились несколько месяцев. На участников переворота посыпались награды: деньги, чины, имения… В дни коронации на площадях били фонтаны белого и красного вина, народу бесплатно раздавали куски
