на спинку стула и зевнул во весь рот, запрокинув голову и закрыв лицо руками.
— Устал? — спросила Элисон.
— Нет, но изрядно захмелел, — признался он, нежно поглаживая бутылку вина. — К тому же столько впечатлений за один день…
— Каких именно?
— Эта волшебная атмосфера — особенно свечи, твоя новая квартира. — Краешком глаза оц уловил ее улыбку. — И ты. Я совсем не бесчувственный.
— Я знаю, — согласилась Элисон, беря его за руку. — Все так и было задумано. Чтобы ты растаял, нужно просто немножко потрудиться.
— Немножко?
— Да нет, пожалуй, как следует.
Майкл улыбнулся.
— А ты неплохо меня знаешь.
— Я давно тебя знаю.
Он коснулся губами молочно-белой кожи ее руки.
— Слишком давно.
— Это как понимать?
— Достаточно, чтобы научиться управлять моими эмоциями.
— А у меня это получается?
— Вполне.
Они посидели молча. Тишину нарушало лишь тиканье часов да потрескивание поленьев в камине.
— Странно, — заговорила Элисон, — с того момента, как самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту, я не могла вынести даже мысли о доме. А сегодня вспомнила все четыре месяца. И осталась совершенно спокойной.
— Ничего удивительного в этом нет.
— Почему?
— Ты просто успокоилась. Я это чувствую.
Она прикрыла глаза.
— Когда я прочитала твою записку, я очень расстроилась. И разозлилась. Я вся была погружена в мечты о нашем воссоединении после разлуки. Очень романтично, между прочим.
— И полезно. Встреча со мной немедленно сняла бы нервное напряжение.
— Да… Но тебя не было…
— Прости. Я ничего не мог поделать.
— Дела, — пробормотала она.
Майкл кивнул.
— Возможно, это даже хорошо, что я уезжал.
У тебя было время как следует подумать.
— О чем?
— О своей жизни.
Она ничего не ответила.
— О том, что значит для тебя смерть твоего отца, — жестко добавил он.
Элисон похолодела.
— Я достаточно передумала. — Она резко отвернулась. Наступила длинная пауза.
— С этим кончено! — закричала она.
Она схватилась руками за голову, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Затем улыбнулась, всеми силами изображая, что ничуть не взволнована.
— Все! Хватит!
Сидя неподвижно, Майкл наблюдал за ней и думал о чем-то своем. Затем вдруг помрачнел.
— Что-то не так? — спросила Элисон, заметив, как он переменился в лице, хотя ответ был очевиден.
Но он тем не менее ответил:
— Все в порядке.
— Единственное, чему ты так и не научился, Майкл, это лгать мне. Что не так?
Он поднял на нее глаза и спросил:
— Перечислить все?
— Не понимаю.
Майкл поднялся со стула и не спеша, с бокалом в руке прошелся к камину. Пошевелил кочергой поленья. Огонь разгорелся ярче.
— Хороший огонь, — сказал он. Наклонился и бросил в камин еще одно полено. Несколько минут он простоял, согнувшись, глядя на пламя. Элисон спросила, о чем он задумался
— О разном, — отозвался он. — О людях и домах, о пути к твоему полному возрождению. — От не^о не ускользнуло ее замешательство Часы, стоявшие позади него, отбили время, примерно через шесть секунд им вторили часы справа от него. Майкл отметил про себя расхождение. — Твой отец мертв, — с нажимом произнес он, словно совершая открытие, и снова замолчал на несколько минут. — Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. — Он снова сел за стол и пристально смотрел на нее.
— Пожалуйста, — сказала Элисон. Она знала, что этого не избежать, и лишь удивлялась, что Майкл не начал пытать ее раньше. Она готовилась к этому весь вечер.
— Почему ты ушла из дома?
Элисон вопросительно взглянула на него.
— Ты знаешь, что я имею в виду!
Элисон блуждала взглядом по комнате, избегая встречаться с ним глазами.
— Я хотела стать фотомоделью, а Нью-Йорк — самое подходящее место для этого. — Заметно побледнев, она нервно накручивала локон на палец.
— Это мы уже проходили. — Майкл подался вперед. — Я хочу знать настоящую причину. Причину, по которой ты ВЫНУЖДЕНА была уйти из дома. Почему за семь лет ты ни разу не навестила свою семью? Почему не дозволила мне поехать вместе с тобой в июле? Мне продолжать?
— Я хотела стать фотомоделью, — монотонно, словно под гипнозом, повторила Элисон.
Он тяжело вздохнул.
— Отец сделал твою жизнь дома невыносимой.
— Да, ты знаешь это.
— И поэтому ты ушла из дома.
— Если тебе угодно. — Она отвела глаза. — Что ж, скажем так: благодаря этому мне легче было покинуть дом. Я никогда это не скрывала.
— Есть что-то еще. Какая-то душевная травма. И на этот раз ты скажешь мне все. — Майкл скомкал салфетку и швырнул ее в салатницу. — Твой отец умер, и таиться больше незачем. — Он помолчал, ожидая ответа. Элисон сидела с каменным лицом.
Он продолжил:
— Что-то сделало тебя фригидной! Мы сумели решить проблему в том, что касается физиологии, но мы так и не добрались до сути вопроса.
Она закусила губу.
— В тысячный раз говорю тебе: я хотела стать фотомоделью, — мягко произнесла она, но в голосе ее чувствовалось напряжение. Элисон и сама не знала, зачем она отпирается и почему не расскажет ему правду. Но с другой стороны, она столько раз уже повторила ложь, что та как бы приобрела статус правды. Элисон поморщилась. Впервые вранье вызвало у нее отвращение. Она многим обязана Майклу; он с ней намучился, прежде чем сумел разрушить психологический барьер, мешающий ей получать удовольствие от нормальных отношений с мужчиной.
Что ж, не хочешь, как хочешь, — сказал он.
— Не понимаю, почему тебе не дает это покоя.
— Ты все прекрасно понимаешь. До тех пор, пока ты не расскажешь мне правду, между нами что-то будет стоять, и ты не сможешь до конца избавиться от своего прошлого. Но раз ты еще не готова, я приму версию, будто ты хотела стать фотомоделью. Но с одной оговоркой: на самом деле я этому не верю.
— Ты всегда остаешься юристом, — сказала Элисон, в очередной раз убеждаясь в неспособности Майкла вести разговор, не впадая в риторику.
— Тем и интересна профессия адвоката: берешь факты, перемешиваешь их, добавляешь немного соли и перца и приходишь к выводу, что основной ингредиент как раз и отсутствует.
— Или изобретаешь что-нибудь, чего там и в помине не было. — Элисон взяла со стола веточку сельдерея и начала с ожесточением рвать ее на части.
— Никогда, — резко ответил Майкл. Он сидел, выпрямившись, и барабанил пальцами по скатерти. — Я не терплю домыслов. Логика, только логика.
— И все же тратишь девяносто процентов времени на пустые размышления.
— Я никогда не размышляю впустую. — Майкл достал из кармана тонкую сигару и закурил, откинувшись на спинку стула. Он пристально смотрел на Элисон, его правое веко дергалось, выдавая волнение. — Противно смотреть на то, как ты лжешь самой себе.
— Майкл,
