И когда он заговорил об уличении ее мужа в жестокости и извращениях, Карен поняла, что ее план обернулся против нее самой: вместо того, чтобы подстегнуть Джо к решительным действиям, она дала ему лишний повод поднять безнадежный вопрос о разводе, лишний предлог увильнуть.
А ведь когда-то ей казалось, что она так хорошо его знает.
Карен закрыла глаза.
Бог его знает, может, будь у нее другой выход, она бы давно им воспользовалась. Но она позволила Джо убедить себя в том, что от судьбы не уйдешь. «Чему быть, того не миновать», — повторял он слова своего деда.
Это был все тот же слащавый вздор, которым он опутывал ее, когда они познакомились, когда впервые влюбились друг в друга… все тот же пленительный бред о том, что они родственные души, отмеченные судьбой, созданные друг для друга. Господи, да знал ли он вообще своего деда-то? — думала она иногда.
И все же она ему верила.
Это его живое и яркое впечатление от нее помогло ей закрепить в памяти, как она выглядела в тот вечер: платье, прическу, темно-красный китайский лак на ногтях, особенные духи, те несколько украшений, что Том разрешил ей надеть…
Карен уже не помнила, кто привел Джо на ту вечеринку в Эджуотере.
Они с Томом стояли в холле, встречая гостей (большинство из них она видела впервые), когда он материализовался в июньских сумерках и был ей представлен.
Споры о том, кто кого первый увидел и кого больше потрясла эта встреча, продолжаются у них до сих пор. Джо говорил, что никогда не забудет ее взгляда, не забудет, как вдруг расширились ее зрачки — это видел только он, — когда она молча умоляла его не разглашать обстоятельств их знакомства в прошлой жизни, не забудет, как на протяжении всего этого мучительного вечера она всячески давала ему понять, что ее брак с Томом, заключенный всего несколько месяцев назад, уже перестал быть счастливым.
Джо клялся, что не знал о ее замужестве. Последнее, что он слышал о ней за четыре года, прошедшие с тех пор, как они разбежались, — это что она живет где-то в центре, у подруги. Он вовсе не был готов столкнуться с ней в ее нынешнем положении. Но Карен не убедила его история о том, что один «покровительствующий» журнал заказал ему серию статей об особняках лонг-айлендского Золотого Берега — тогда Джо подрабатывал случайными журналистскими заказами — и он воспользовался счастливой возможностью, побывав на вечеринке, провести разведку в Эджуотере. Она как раз разыгрывала шарады, показывая ему дом, терпеливо перенося иронию ситуации с осмотром хозяйской спальни. Помнится, он тогда остановил ее у двери и сказал, что не сможет выполнить задание, но что должен увидеться с ней еще раз. Ей оставалось только сделать вид, что она этого не слышала.
Они говорили на залитых светом газонах как чужие среди чужих, глядя на огоньки, подмигивавшие им с берегов Коннектикута за бледнеющей синью пролива. В общении с ним она была по-дружески сдержанна, а когда он предпринимал попытки воскресить прошлое, грациозно переводила разговор на другую тему. Или же порывалась вернуться к мужу и занять свое место рядом с ним. Она сердцем чувствовала, что их встреча не была случайной: Джо ее выследил, он специально явился сюда увидеться с нею, — и боялась, что ее волнение будет заметно.
На самом деле ее взволновала не судьба и не верность бывшего возлюбленного — однажды Джо ее уже бросил, и у нее не было оснований полагать, что это не повторится снова, — ее взволновало то, что он вернулся к ней в самый подходящий момент.
Он появился, когда был нужен ей больше всего.
Хлопнула входная дверь.
Карен ждала, что Том, как обычно, окликнет ее из прихожей, но ничего не услышала.
Представила, вылезая из ванной, как он стоит у столика в прихожей и просматривает почту…
Закутавшись в его необъятный белый махровый халат, она быстро обошла спальню, попутно открывая шторы и впуская в комнату вечерний свет.
Если, конечно, он… О господи! — она замерла, глядя на солнце, огненно-красным зверем присевшее над Хобокеном.[12]Если, конечно, он не изучает содержимое ее сумочки, которую она по дурости оставила открытой на одном из стульев в холле.
Ключ от камеры хранения… в сумочке… среди прочего хлама. Черт! Еще эта оранжевая бирка… Постарались дизайнеры — с такой уж точно не затеряется.
На лестнице послышались шаги. Том!
Делать нечего… Раньше надо было думать.
— А я уже забеспокоилась, — сказала Карен, когда Том наконец появился.
С минуту он постоял, улыбаясь ей в ярком зареве заката.
— Как у тебя прошел день?
Бросив на кровать портфель и номер «Нью-Йорк пост», Уэлфорд подошел к жене и поцеловал ее.
— У меня? День?
Он притянул ее к себе за отвороты халата и еще раз поцеловал. Нежно.
— А мы не опоздаем, дорогой?
— Ты хоть представляешь, как ты прекрасна?
— Том…
Он зарылся носом в ее ухо.
— У нас уйма времени.
— Прошу тебя, Том… — Она рассмеялась, заглядывая ему в глаза, но не обнаружила в них ни проблеска осуждения, ни тени тайного умысла — он просто дурачился. — Я даже еще не одета.
— Целая вселенная времени! — Он благодушно вздохнул и отпустил ее, легонько шлепнув по заду. — Ладно, пока ты будешь думать, что надеть, я хоть смогу узурпировать ванную и принять душ.
— Желательно холодный! — услышала она свой голос.
Развязав галстук, Том сел на край постели и стал стягивать башмаки и носки.
Карен подошла к гардеробу, зная, что Том будет смотреть на нее, когда она нагнется, надевая нижнее белье, и из-под распахнутого халата выглянет грудь. Она повернулась к нему спиной.
— Знаешь, за что я тебя люблю? — спросил он. — За твою скромность, за твою непреоборимую стыдливость.
— Ради бога, Том…
Она подняла с пола отвергнутое ранее черное платье и, приложив к себе, повертелась перед мужем. Этот маленький жест был им одобрен.
Он в рубашке и шортах отправился в ванную.
Карен почувствовала себя предательницей.
— Ты думала, я его не найду?
Вопрос застал ее врасплох.
— Не найдешь что?
Она подошла к туалету, сняла заколки и, встряхнув головой, распушила волосы. Спину сверлил взгляд Тома.
— Как будто не знаешь!
Сердце пустилось в галоп.
— Представь себе, нет.
— Карен, любимая… — Он выжидал, наблюдая за ней: интересно, как она выпутается?
— Что? — Она оглянулась.
