Приподнявшиеся в удивлении красивые брови Глеба навели меня на мысль, что он появился позже остальных воинов и что здесь было с самого начала не знает. Но он быстро разобрался:
– Не волнуйся, пацан, мамка найдет, как решить эту неприятную проблему. Тем более, там сейчас партизаны, они вам помогут. Вы сейчас идите до дому, дядя Миша вас проводит. Ждите мать, а нам надо идти.
Я крепко прижала к себе поникших Машу и Мишу и тихо сказала:
– Прощайте, и вам спасибо, за то что спасли от тоски, дали понять, что не все люди плохие и предатели. Я рада была встретить вас на своем пути. С вами я получила новый, неоценимый опыт, который непременно пригодится. Я буду помнить о вас.
Отпустив их от себя, сделала пару шагов назад, чтобы им легче было уйти. Пару раз помахав мне руками, они бросились догонять «кота» Михаила.
– Нам пора на базу! – Глеб выразительно посмотрел на меня и, повернувшись спиной, направился в лес.
За ним потянулись остальные. И я. Так началась новая история в моей жизни под названием «Завоюй мечту».
* * *
Мы вереницей, след в след, молча и бесшумно шли лесом. Когда прошли довольно приличное расстояние, я, привычно, по-охотничьи шагая, словно сливаясь с лесом, когда ни одна ветка не хрустнет под ногой, ни один листочек не пошевелится, в общем, занятая своими мыслями, не сразу поняла, что происходит. Только когда в очередной раз, идущий позади меня, русоволосый парень со смеющимися карими глазами дернул за кончик косы, резко повернулась к нему и остановилась, молча выжидая. Выпустив из пальцев мои волосы, он повернулся ко второму парню, как две капли воды похожему на него, и спросил его, но явно посылая вопрос мне:
– Данил, как думаешь, она специально косу выкрасила или у нее свои такие?
Все, что я вторые сутки упорно отодвигала от себя, чтобы хорошо соображать, а не сходить с ума, с этим вопросом вылилось наружу. Безобидный, казалось бы, вопрос – из тех, чтобы завести разговор, – одним махом снес плотину, которую я построила между собой и своим личным горем. Я надеялась, она прочная, а ее оказалось так легко порвать. Я часто, глубоко дышала и моргала, чтобы спрятать слезы и рвущиеся наружу рыдания. Парни, переглянувшись между собой, пожали плечами. Все, теперь отстанут. Но первый парень не унимался:
– Ну, ладно, если это слишком большой секрет, можешь не говорить, как ты выкрасила волосы, что они настолько светлыми стали.
И все-таки вызвал разлом в моей плотине. Видно, его брат Данил что-то понял, глядя на меня, но ехидный смешок его брата добил меня. Да и нечего мне скрывать, это не мой позор, а память:
– Нет, не секрет. Если ты так хочешь, я отвечу на твой вопрос. Двадцать лет я радовала родителей золотистыми волосами, похожими на мамины. Солнце играло в них, радуя мою семью, человек. А белоснежными они стали два дня назад, когда я потеряла практически всех, кого знала и любила, и вместе с оставшимися в живых хоронила в общей яме женщин, погибших вместе со своими мужьями, оставив детей сиротами. Потом я лично закрывала мамино лицо цветами и поджигала общую могилу, чтобы облегчить им путь к Вратам смерти. Собирала всю боль, что разрывала живых и передавала ее земле, чтобы в месте упокоения не могли ходить чужаки и тревожить ушедших. Потом нас гнали враги, словно охотники добычу, мне пришлось выжечь половину степи, чтобы последние успели скрыться, а потом, попав сюда вчера утром, я впервые в жизни дала попробовать своим клинкам человеческой крови, на глазах у детей зарезала тех, кто пытался изнасиловать девочку. Ну как, подходит тебе такой способ окраски волос?
Последнее я уже с трудом вытолкнула из себя и со звериной яростью посмотрела на парня, не потому что на него злилась – не хотела разрыдаться, но слезы предательски потекли по щекам. Позади меня раздалось гневное шипение чернявого парня, с которым мы танцевали боевой танец:
– Знаешь, Никита, иногда мне кажется, что ты уже взрослый, но вот сейчас я вижу, что из ползунков-то ты еще не вырос. Да еще и круглый дурень.
Оба брата виновато смотрели на меня с отчаяньем и мольбой о прощении, о чем они незамедлительно и попросили:
– Сирила, прости ты меня дурака, а? По дурости спросил, не подумал!
Зато воин со шрамом задал правильный вопрос:
– Прости, девочка, но я не слышал, чтобы где-то в этих местах такое массовое побоище случилось, ты не скажешь, где было и с кем?
Меня трясло от еле сдерживаемых слез, поэтому, обернувшись к нему, прохрипела:
– Я знаю, что ты подумаешь, но скажу. Это произошло не здесь, и не эти солнце и луна были тому свидетелями. Поверь, для меня было бы гораздо легче потерять хотя бы на время рассудок, но я не имею на это ни права, ни возможности. Хранителей специально готовят, но мы живые и тоже чувствуем, как и вы.
Опустив голову, я прошла вперед мимо застывшего чернявого, намереваясь восстановить разрушенное равновесие. Через несколько шагов я уткнулась в чью-то грудь и, вскинув голову, окунулась в сумеречные глаза Глеба. Он пристально разглядывал мое мокрое от слез лицо, потом прижал к себе. Мимо прошли мужчины, оставив нас наедине, он мягко гладил меня по голове, успокаивая как ребенка, потом по спине. И вот то, что не удалось человеческой жестокости и глупости, сделали мягкость, нежность и сочувствие. Обеими руками схватившись за грудки, почти повисла на нем, рыдая в три ручья, от души выплескивая все, что скопилось у меня внутри: боль, страх, отчаянье и одиночество…
Я не сразу поняла, что Глебу, наверное, было странно и непривычно слушать тоскливый волчий вой из уст девушки. И быстро прекратила. Но этого хватило, чтобы оказаться напрочь опустошенной, словно меня покинули все жизненные силы вместе с кровью и воздухом. Если бы не Глеб, я, наверное, упала там, где стояла. Скорее всего, он это почувствовал, потому что, подхватив меня под колени, поднял на руки и быстро зашагал за отрядом. А я, вцепившись в его куртку, словно в единственную вещь, которая держит меня здесь, и, прижимаясь к его груди, тихо всхлипывала. В больших сильных человеческих руках я неожиданно за последнее время почувствовала себя в безопасности и наконец-то облегчено вздохнула, охваченная блаженным покоем. Жаль, я не могу находиться в этих руках вечно.
Мы прошли еще столько же, сколько до моего срыва, но Глеб меня так и не выпустил из рук. Когда мы догнали отряд, никто из мужчин не сказал ни слова. Они только мельком бросили сочувствующий взгляд. Наш путь закончился неожиданно: шли-шли, петляя между деревьями – и вот тебе большая поляна, на краю которой откуда-то взялся покосившийся от времени странный дом с висящей на одной петле дверью и проломленной кое-где крышей. Похоже, сарай какой-то.
Нас встретили, быстро пробежавшись по нам глазами, восемь мужчин. Значит, отряд состоит из пятнадцати человек и, как я отметила при ближайшем рассмотрении, все как один – хищники! Судя по всему, их тщательно готовили и подбирали друг к другу, чтобы вот такие опасные, сильные, слишком непохожие мужчины могли воевать вместе. Такие разные и все-таки вместе. Да наши женщины передрались бы между собой, выясняя, кто кому из них достанется. У меня и самой вдруг руки зачесались – собственнический инстинкт – и вырвался недовольный рык. Пальцы сами собой крепко сжались на куртке Глеба в кулаки. Мое!
