Чтобы вытащить колокол из купели, нужна верёвка. Где-то среди этих завалов должна же быть верёвка.
Он начал поиски с бывшей кухни. Один только длинный разделочный стол, хотя и засыпанный обломками шлакобетона, стоял монументальный и невредимый; всё остальное — разворочено и разломано. Вар стал по очереди дёргать дверцы шкафов, до которых можно было добраться. Запасы полиэтиленовых пакетов и одноразовой посуды; старые кастрюли и треснутые тарелки. Бутылка виноградного сока, в которой выросла плесень, похожая на мех. Джолин была права: ничего ценного.
За кухней — столовая, точнее трапезная. Наверняка раньше она была вся заставлена столами и стульями, но теперь вместо мебели — одни куски обрушенной крыши. Зато в дальнем конце виднелись три кладовки, вроде целые.
Вар по обломкам добрался до стены и расчистил место, чтобы можно было открыть дверцы. В первой кладовке оказался уборочный инвентарь — моющие и чистящие средства, швабры, вёдра, мётлы.
Во второй почти все полки пустые, только стопка клеёнок в красно-белую клетку, деревянный ящик, полный свечных огарков, и на ящике — зажигалка. Ещё какой-то хлам. И ни одной верёвки.
В третьей кладовке было всё для рисования и творчества: целые упаковки клея, коробки с маркерами, коробки с цветными карандашами, банки с блёстками, смывающаяся краска, которой можно рисовать пальцами, стопка книжек-раскрасок про Ноев ковчег.
Он взял в руки верхнюю книжку, и сразу вынырнуло воспоминание.
В его первое лагерное лето после экскурсии в зоопарк их отвели в «Домик искусства» и велели каждому нарисовать какое-нибудь животное из тех, кого они сегодня видели.
«А это что?» — спросила вожатая, держа в руке рисунок Вара — яркие вспышки чёрного и оранжевого, которые закручивались по спирали, а потом терялись в радостно размазанной зелени.
«Тигр. — Вар так гордился своим тигром, что даже специально повысил голос: пусть остальные дети тоже слышат. Может, тигр поможет ему избавиться от неприятного осадка, который остался после того разговора про внутри-снаружи. — Он убегает. Там, в клетке, у него была такая печальная морда, помнишь?»
«Ладно, — сказала вожатая. — Не всем же быть художниками».
И она пошла дальше.
У других детей, которые обводили львов, слонов и медведей по картинкам-раскраскам, она собрала рисунки и пришпилила к доске цветными кнопками. Тогда он смял свой листок и бросил в мусорную корзину.
Вар стряхнул воспоминание. Уже собираясь уходить, он заметил в глубине кладовки непочатую коробку теста для лепки. Содрав целлофановую обёртку, он открыл несколько баночек. Запах химического ванилина был такой знакомый, что у Вара заныли пальцы, им уже не терпелось погрузиться в шарики гладкого цветного теста… Но он вспомнил Грустную Девочку и вернул крышки на место. Эта штука хорошо лепится только один раз.
Угловая комната, видимо, служила канцелярией. Вдоль бывших стен торчат рухнувшие скособоченные офисные полки, на полках голо, если не считать полиэтиленового мешка с чёрными пластмассовыми буквами и одной картонной коробки.
От влажной коробки дохнуло плесенью и разрухой. Он открыл крышку, взял в руки верхнюю порыжелую фотокарточку в рамке: на снимке церковь, но вместо крыши пока только стропила, похожие на скелет, а внизу стоят люди с молотками и ножовками. На обороте выцветшая чернильная дата: 1951.
Он просмотрел остальные фотографии. Венчания и похороны; юноши в солдатской форме; сияющие женщины — руки в перчатках — держат блюда с пирогами; дети в купальных халатах восхищённо разглядывают вертеп с куклой-Младенцем.
Эти картинки напомнили Вару гобелены, которые благородные дамы ткали для своих замков. Гобелены, конечно, помогали спасаться от зимних сквозняков, но у них была и другая, настоящая цель, гораздо более важная. Проходя мимо гобеленов, которыми были увешаны стены, люди узнавали историю замка — как его обитатели рождались и умирали, как они вели войны и заключали мир, какие в этом замке вершились подвиги и чудесные деяния.
Эти фотографии, понял он вдруг, мало чем отличаются от тех гобеленов. Вообще ничем.
Вот ещё одна: в окно западной стены вставляют витраж.
Держа фото в руке, он перешёл в западную часть развалин и начал откидывать от стены обломки. Так и есть, под завалами вскоре заблестели тысячи осколков цветного стекла. Он подобрал несколько и стал рассматривать их, держа на ладони. Стёклышки переливались и мерцали загадочно, как драгоценные камни: рубины, сапфиры, изумруды, янтарь.
Вар приставил фотокарточку к стене, пусть рассказывает историю — Однажды, в давние незапамятные времена, здесь пылал витраж… — и пошёл обратно.
Когда он задвигал коробку в глубину полки — чтобы не промочило дождём, — от дна коробки отлепилась картонная папка и упала на пол. Вар поднял её.
От вопроса на обложке — ВЕДЁШЬ ЛИ ТЫ ЦЕЛЕУСТРЕМЛЁННУЮ ЖИЗНЬ? — его прошибло электричеством, будто кто-то включил рубильник.
Что значит «целеустремлённая жизнь»? Устремлена ли его жизнь к цели? Если да, то к какой? А ведь именно об этом должен спрашивать себя человек, который намерен родиться заново.
В великом волнении он открыл папку.
Папка была пуста.
Вар без сил прислонился к остаткам стены.
Ведёшь ли ты целеустремлённую жизнь?
Вот это вопрос.
15
Когда Вар вошёл в гостиную, оба его родителя полусидели-полулежали поперёк дивана — как будто их запулили сюда из пушки, а у них даже не осталось сил изобразить недовольство по этому поводу. В телевизоре игроки разминались перед началом матча, звук был отключён — папа считал, что комментаторы убивают бейсбол; на кофейном столике лежала пицца в раскрытой коробке.
Мама помотала головой, будто что-то стряхивая.
— А, привет. Хорошо провёл день?
Прогуляв «Рекреацию», Вар чувствовал себя таким виноватым, что стыд, кажется, въелся ему в кожу. Он хотел пойти в «Рекреацию». Он даже подошёл к двери и почти уже взялся за дверную ручку. Но изнутри опять грянул многоголосый «построй-настрой» — и душа Вара быстро спряталась к себе вглубь, а рука сама собой опустилась. Неважно, что такое каникуляция, — главное, что без неё ему гораздо лучше. Он поставил коробку теста для лепки на крыльцо и рванул обратно к дубу.
Джолин куда-то делась, поэтому Вар поднялся на башню, чтобы пообедать, обозревая свои владения.
В его владениях, как хорошо было видно с высоты, царил полный разгром.
Доев, он спустился вниз, взял в кладовке щётку на длинной ручке и начал расчищать пол вокруг купели. Когда волдырь на ладони раздулся так, что махать щёткой дальше стало нестерпимо, Вар отыскал оконную сетку, отволок её на кухню, на разделочный стол, туда же отнёс несколько банок клея из кладовки. Потом собрал все осколки витражного стекла — кроме совсем уже мелкой мелочи, которая ни на что не сгодится, — и начал наклеивать на сетку: взрыв оживших самоцветов.
