Непреодолимая сила выбросила меня из седла, и я на мгновение потеряла сознание. Мне казалось, что я кубарем куда-то лечу. Почти тотчас придя в себя, я почувствовала резкую боль в щиколотке – такую резкую, что заставляла думать о переломе.
Я вылетела из седла, да так легко и удачно, что перелетела через овраг и теперь лежала на мху под старой елью. В двух шагах от меня постанывал Брике – губа у него была разбита о камень. Лошадь, явно раненая, став на задние ноги, безуспешно пыталась выбраться из оврага.
Герцог де Кабри, на полном скаку наткнувшийся на мою раненую лошадь, тоже вылетел из седла, только менее удачно, и упал в овраг. Его конь, довольный своим освобождением, резво убегал вслед за кавалькадой герцога Булонского. Я с завистью посмотрела в ту сторону. У меня не было сил подняться, а на противоположном берегу оврага уже останавливались и спешивались республиканские солдаты. Синие, как говорил проводник.
Я в ужасе спохватилась, огляделась вокруг. Во время всей этой кутерьмы шляпа слетела у меня с головы, и теперь распущенные локоны вольно рассыпались по плечам. Шляпы нигде не было видно.
– Вы живы, мадам? – простонал Брике так, словно собирался умирать.
– Надолго ли!
Нас обступили солдаты. Я невольно съежилась, подобрала ноги, пытаясь отодвинуться от них подальше. Пустые усилия.
– Глядите, женщина.
– Точно. Женщина, одетая как мужчина.
– По-моему, это странно.
– Это не странно, это подозрительно, клянусь святой пятницей!
– Мы отведем ее к капитану.
– А может, развлечемся?
У меня вся кровь прихлынула к лицу, когда я услышала эти слова. Проклятая грязная солдатня. Да я скорее пущу себе пулю в лоб, чем соглашусь снова пережить то, что со мной уже было.
– Что ты болтаешь, Жерве! Ты просто дурак. Эта женщина наверняка роялистская шпионка. Вот приедем в Сомор, там развлечемся в доме красотки Эммы.
То солдат, что говорил эти слова, наклонился ко мне:
– Вставай, гражданка! Мы отведем тебя к капитану.
– Я не могу встать, – сказала я злобно. – По вашей милости я, наверное, сломала ногу.
– Займись ею, Гаспар! Да не забудь обыскать.
Один из солдат, с виду совсем юный, лет восемнадцати, приблизился ко мне. Остальные направились к герцогу де Кабри. Куда делся Брике, я не успела заметить и теперь в недоумении оглядывалась по сторонам.
Юный, гвардеец, стараясь не встречаться со мной взглядом, стал ощупывать ногу и сделал так неловко, что я закричала от боли. Испугавшись, он мгновенно отдернул руки.
– Перелома нет, – заявил он хмуро.
– Просто растяжение.
Довольно ловко Гаспар выдернул у меня из-за пояса пистолет и, порывшись в ранце, достал кусок веревки.
– Давайте руки, гражданка.
– Вы думаете, я могу убежать от целой роты солдат?
– Давайте руки, и без разговоров. Я выполняю приказ. Я в бешенстве протянула ему руки, и Гаспар без всякой жалости туго стянул веревкой мои запястья.
– Ну, свяжите мне еще и ноги!
– Об этом вы скажете капитану, гражданка.
Он немногословен, этот юноша, с сарказмом подумала я. Жорж, наверное, ведет себя так же. Ему тоже около восемнадцати, и он уже много месяцев на фронте. Гаспар, не говоря ни слова, стал поднимать меня с земли. Постанывая от боли в щиколотке и опираясь на руку своего конвоира, я с трудом встала на ноги и проковыляла к лошади. Гаспар помог мне вскочить в седло позади себя. Как я буду держаться верхом, если даже руки у меня связаны, я не знала.
– Ну, все готовы? – раздался голос сержанта.
– В дорогу!
Лошадь ринулась вперед, и я еле-еле удержалась, ухитрившись ухватиться за куртку Гаспара. Ветер ударил мне в лицо, развеял в воздухе мои волосы подобно ослепительному шлейфу кометы…
Я снова не знала, что меня ожидает.
6
– Ты думаешь, у меня есть время заниматься этой ерундой! К черту! Выведи ее в дюны и расстреляй, вот и все. Мы сейчас же отправляемся в Ниор… С утра восстало пятнадцать приходов, сорок ферм, а ты лезешь ко мне с какой-то роялистской шпионкой! Говорю тебе, пуля положит конец всем проблемам. Все? Убирайся!
Капитан кричал и бранился, брызжа слюной. Небритая его физиономия нервно дергалась. Маленький лагерь республиканцев оказался среди бурлящего океана ненависти и насилия. Запад Франции запылал огнями пожаров, подобно рождественской елке.
Гаспар мрачно смотрел то на меня, то на свое ружье.
– Пойдемте, гражданка. Капитану не до вас.
Я молча последовала за своим конвоиром. Вокруг царила неразбериха: лагерь лихорадочно готовился к отбытию. Ржали лошади. Шипели костры, залитые водой, и поднимался в небо синеватый дымок бивуаков.
– Куда ты ведешь эту красотку, Гаспар? В дюны развлечься?
– А у этого малого неплохой вкус!
– Да, у аристократки все на месте, это надо признать!
– Что ты такой жадный, Гаспар? Христос завещал делиться!
Гаспар не отвечал на шутки и подтрунивания, но я под градом насмешек и весьма грубых замечаний чувствовала себя отвратительно. Глядя на русый крепкий затылок своего конвоира, его крепкие не по годам плечи, всю ладно сбитую фигуру, я невольно чувствовала ярость. Надо же, какой дубина! Неужели он действительно меня застрелит?
Мы прошли небольшой ельник, где воздух пропитался сыростью и запахом смолы, и вышли в песчаные дюны – пустынные, блеклые, грустные. Небо было серо-черное, как размазанные чернила. Кроме тамарисковых кустов, до самого горизонта не было видно никакой растительности.
Гаспар шел все дальше и дальше, словно ему недостаточно было того, что мы уже оказались в двадцати минутах ходьбы от лагеря. От этого молчаливого марша по дюнам мне в душу закрадывался страх. Господи Иисусе, о чем кричал тот небритый капитан? И неужели у этого юного Гаспара достанет жестокости выполнять небрежно отданный приказ? Нервы у меня были на пределе, неизвестность изводила больше всего, и я не выдержала:
– Черт возьми, хватит! Хватит брести по пескам, мне это надоело, я не выдержу больше! Это безумие какое-то, остановись!
Он медленно повернулся ко мне, и я застыла на месте. Руки у меня опустились, слова исчезли.
– Что вы кричите, гражданка? – хмуро спросил Гаспар. – Вы хотите, чтобы я вас расстрелял?
Я молчала, понимая, что ответы «да» и «нет» прозвучали бы в одинаковой степени нелепо. На щеках у меня горел румянец. Сейчас даже ветер, трепавший мои распущенные волосы, казался мне горячим сирокко.
– И надо было так случиться, что вас мне доверили.
