— Дима! — радос??но проговорила она при видеСтарыгина. — Ты к нам? Заходи, мы тебя угостим печеньем… А кто этадевушка?
— Консультант из института прикладной химии, — неморгнув глазом, соврал Старыгин. А мы к тебе буквально на одну минуту, намнужно взглянуть на трактат «О происхождении сущего и числах, его объясняющих».
— Ты имеешь в виду малый трактат Николая Аретинского? Акакое отношение он имеет к прикладной химии?
— Самое прямое!
— Только здесь! — озабоченно ответилаженщина. — Выносить нельзя, даже тебе!
— Понятное дело! Я знаю, как у вас все строго! Намнужно только прочесть один абзац.
Женщина развернулась и, слегка прихрамывая, пошла по узкомукоридору между двумя рядами высоченных стеллажей, до самого потолка уставленныхкартонными папками и коробками. Маша перехватила мимолетный ревнивый взглядхранительницы рукописей и усмехнулась: похоже, та явно питала к ДмитриюАлексеевичу не вполне служебный интерес.
Коридор кончился, и они оказались в просторном кабинете сдвумя огромными окнами.
Маша ахнула: она действительно никогда не видела ничегоподобного. Одно окно выходило на Неву, ослепительно сверкающую под щедрымиюльским солнцем, второе — на Зимнюю канавку и здание Эрмитажного театра.
На другом берегу Невы виднелась Петропавловская крепость.
— Я вам говорил, — вполголоса промолвил Старыгин,заметив Машин восторг. — Правда ведь, замечательно?
В его голосе звучала такая гордость, как будто это он самтак расставил здания и провел реки, чтобы создать этот неповторимый вид.
Хранительница кабинета уселась за компьютер и защелкалаклавишами.
— Малый трактат Николая Аретинского.., пробормоталаона, вглядываясь в колонки цифр на экране монитора. — Вот он, единицахранения номер… Тридцать четвертый шкаф, седьмая полка…
Она встала из-за стола и своей неровной, будто ныряющейпоходкой прошла к одному из стеллажей.
— Дима, помоги мне, пожалуйста…
Старыгин приподнялся на цыпочки и достал с одной из верхнихполок большую картонную коробку.
— Только для тебя, — вздохнула хранительница иснова бросила на Машу недовольный взгляд.
Маше вдруг захотелось совершить какой-нибудь хулиганскийпоступок: показать зануде-хранительнице язык или разбить графин с водой,стоящий на подоконнике, либо же разбросать листочки из многочисленных папок,лежащих на письменном столе. Хотя за ли, сточки, пожалуй, могут и побить, онитут все на своих бумажках повернутые… Маша ограничилась тем, что поглядела нахранительницу очень холодно и высокомерно.
— Вот оно! — победно проговорил ДмитрийАлексеевич, не обратив ни малейшего внимания на обмен женскими взглядами. Оноткрыл коробку и осторожно выложил на стол темный от времени манускрипт, каждыйлист которого был аккуратно упакован в прозрачную пленку.
Маша взглянула через плечо реставратора и разочарованновздохнула: документ был написан от руки почти совершенно выцветшими,коричневатыми чернилами и каким-то удивительным почерком, очень красивым, нонеразборчивым. Самое же главное — он был написан на совершенно незнакомом Машеязыке.
— Какой это язык? — спросила Маша, искоса взглянувна реставратора.
— Латынь, разумеется.
— И вы можете это прочесть?
— Конечно, — он даже, кажется, был удивлен еевопросом, как будто каждый современный человек просто обязан понимать полатыни.
Маша почувствовала легкое раздражение: эти эрмитажные работники,похоже, смотрят на всех остальных людей свысока, как на полуграмотных недоучек.
Старыгин осторожно перевернул несколько хрупких страницманускрипта, достал из кармана старинную лупу в красивой бронзовой оправе иначал медленно читать, на ходу переводя текст с латыни:
— Если бы ты встретил число, составленное из трехшестерок, знай, что это есть число Зверя, число Врага, и проистекает из этогочисла многий грех, и гнев, и многие несчастья, и число это любезно Отцу-Джи,хозяину порока, врагу рода человеческого. Посему избегай всячески этого числа ивсего, под ним рожденного.
Если же ты встретишь число, составленное из четырех семерок,знай, что это есть число Света, и проистекает из этого числа свет, радость ипрощение, ибо семь есть число, угодное Создателю, семь есть благое, священноечисло, а четыре семерки четырежды священны и четырежды угодны Господу нашему.Число это приносит благоденствие и благость, и человек, родившийся под этимчислом, имеет большую силу и крепость противостоять греху и одолеть козни ОтцаЛжи. Да будет благословение на этом человеке, и да преодолеет он преграды ипрепоны на пути своем…
Старыгин тщательно сложил старинную рукопись и убрал трактатобратно в коробку.
— Вот она, вторая причина, о которой я вам говорил.
Маша моргнула, и в ту же секунду развеялся странный гипноз,в который она впала под влиянием слов средневекового автора. Она встряхнулаголовой, чтобы окончательно отогнать наваждение, и проговорила:
— Дмитрий Алексеевич, неужели вы всерьез относитесь кэтой средневековой ахинее?
— Во всяком случае, тот, кто написал на картине числоиз четырех семерок, относился к этому достаточно серьезно. И так же серьезноотносился к этому ваш дед, всемирно известный археолог, когда подарил вам этубесценную безделицу. — Дмитрий Алексеевич задумчиво посмотрел на кулон изслоновой кости.
Маша собиралась снять кулон, но когда была дома, этосовершенно вылетело у нее из головы. Старыгин подошел ближе и взял костянойкулон в руки. Совсем рядом с Машиным лицом оказались его глаза — оченьсерьезные.
Пахло от него краской, скипидаром и еще какой-то химией.
— Кстати, — добавил Старыгин, — на вашемместе я не носил бы пентагондодекаэдр так на виду. Кроме того что он имеетвполне реальную и очень высокую цену, мне кажется, есть человек, для которогоего цена гораздо выше всех денег мира.
— Что еще за человек?
— Тот, кто подменил картину. Тот, кто написал на второйкартине число из четырех семерок. Тот, кто, на мой взгляд, еще не считает своюмиссию законченной.
— Дима, — напомнила о себе хранительницакабинета, — ты закончил с трактатом? Может быть, все же сварить тебе кофе?И твоей спутнице из.., гм.., химического института?
— Спасибо, Танечка, — рассеянно отозвался ДмитрийАлексеевич, не отводя глаз от кулона, мы пойдем. Очень много работы.
С непонятным злорадством Маша заметила искру разочарования,промелькнувшую в глазах хранительницы. Подумать только — «Танечка!». В таком-товозрасте! Да столько не живут!
— А почему вы отказались от кофе с печеньем? — неутерпела Маша, когда они шли назад длинными коридорами.
