Впечатления советских читателей скоро обрели неожиданное выражение. Внук Чуковского Евгений, бывший зятем Дмитрия Шостаковича, подарил книгу Саши Черного композитору, и тот, едва начав читать, стал делать пометки и отбирать тексты для будущего музыкального цикла. Шостакович в то время интересовался выражением иронии и гротеска посредством музыки. Он отобрал пять стихотворений — «Критику», «Пробуждение весны», «Потомки», «Недоразумение» и «Крейцерова соната» — и 18 июня 1960 года закончил работу над циклом, которому присвоил номер 109 и дал название «Сатиры (Картинки прошлого)». Дополнение в скобках пришлось сделать вынужденно. По словам Галины Вишневской, первой исполнительницы цикла, с цензурой дело сладилось далеко не сразу и даже после появления объяснения в скобках из текста все равно пытались что-то изъять. В конце концов, премьера состоялась, став событием в музыкальной жизни. 21 февраля 1961 года на сцене Малого зала Московской консерватории Галина Вишневская при музыкальном сопровождении Мстислава Ростроповича исполнила «Сатиры» Дмитрия Шостаковича. Конечно, это было почти чудо.
Настоящее же чудо, притом истинная быль, оставалось до сих пор неизвестным. Лидия Алексеевна Спиридонова-Евстигнеева рассказала нам о нем только в феврале 2013 года.
Тогда, в 1960 году, главный редактор «Библиотеки поэта» Владимир Николаевич Орлов сообщил Лидии Алексеевне, что вдова Саши Черного жива и неплохо было бы выслать ей книгу. Разузнали, что Мария Ивановна находится в Доме-общине имени Л. Н. Толстого в Йере, под присмотром русской сиделки (Йер расположен поблизости от Ла Фавьера). Вспоминает Лидия Алексеевна: «Мария Ивановна успела не только получить „Стихотворения“, но и поблагодарить за них. Письмо сиделки начиналось словами благодарности за книгу, а кончалось страшной фразой: „Сегодня она умерла“»[149].
Вот теперь в нашем повествовании можно поставить точку. Мария Ивановна, всю свою жизнь посвятившая поэту, все же дождалась радостной вести — после десятилетий полного забвения Саша Черный возвратился на родину. Осталось только сказать несколько слов о месте упокоения наших героев.
Мария Ивановна скончалась 13 июля 1961 года и была похоронена, скорее всего по завещанию, на кладбище Борм-ле-Мимоза, где уже покоились ее бывшие соседи по Фавьеру: князь Оболенский-старший с женой. Позволим себе предположить, что отдельной могилы Марии Ивановны нет, не было и в 1961 году. По французским законам, умершие в домах престарелых (а Дом-община по сути и был им) захораниваются в так называемых «fosse commune» — общих могилах. (Именно такой была участь, например, поэта Георгия Иванова, скончавшегося в 1958 году в том же Йере.)
С Сашей Черным мы попрощались в 1932 году на его «вершине голой», овеваемой морскими ветрами, в Лаванду. С тех пор промчалось много событий — отгремела Вторая мировая война, набрала обороты буржуазная алчность, облепившая ценниками даже то, что бесценно, и страшно было подумать, что стало с Сашиной «вершиной голой».
И вот в 1977 году на кладбище Лаванду появилась русская парижанка Валентина Кондратьевна Волгина, общественный и церковный деятель. Она долго бродила по аккуратным дорожкам, обсаженным масличными деревьями, искала могилу Саши Черного. Не нашла. Обратилась к администрации за справкой и узнала то, что может показаться удивительным российскому читателю, но вряд ли удивило саму Валентину Кондратьевну, давно живущую на Западе. По законам многих европейских стран, земля для захоронения не предоставляется в вечное пользование, а сдается в аренду. Если за могилу в течение определенного времени никто не платит (а Марии Ивановны уже 16 лет не было на свете), администрация кладбища имеет право перепродать это место. В таких случаях останки «выселяемого» покойного, извлеченные из гроба, захораниваются в специальной нише, в одной из сторон могилы, а само место для захоронения передается другим лицам. С могилой Саши Черного случилось именно так.
Немало огорченная, Волгина организовала сбор средств на установку символической мемориальной доски и добилась разрешения прикрепить ее на стену одной из кладбищенских построек. И вот встретились здесь, под кипарисами, те, кому была небезразлична посмертная судьба поэта, и те, кто хорошо его знал и помнил. Приехал из Парижа старший сын Леонида Андреева Вадим Леонидович с женой. Он был очень растроган и написал в газету теплые слова: «Все мы должны выразить сердечную благодарность В. К. Волгиной за ее неутомимую деятельность и прекрасную инициативу установления этой мемориальной доски с трогательной надписью на двух языках, столь заслуженной любимым и близким нашему сердцу поэтом» (Андреев В. Саша Черный, мой учитель).
Надпись такова:
ПОЭТУ и ПИСАТЕЛЮ САШЕ ЧЕРНОМУ 1880–1932 С ЛЮБОВЬЮ РУССКИЕ ВО ФРАНЦИИ HOMMAGE AU РОЕТЕ RUSSE A. GLUCKBERG vit SACHA TCHERNY[150].
Доска цела по сей день и, судя по всему, это более долговечно. В последние годы в связи с ограниченностью территории и перенаселенностью в Лаванду введен мораторий на похороны. На этой «вершине голой» больше нельзя упокоиться!
А что же «ситэ рюсс» в Ла Фавьере? Существует ли он сегодня?
Увы. Падение Российской империи некогда вызвало его к жизни, а распад СССР поставил точку в его истории. Русский лагерь «Пляж и холм», воссозданный после войны (в 1947 году), шумно и весело жил вплоть до середины 1980-х. Ежегодно в середине августа здесь проводился фестиваль русской культуры, гостей угощали водкой и развлекали игрой на балалайке. Потом русский лагерь с восторгом встретил горбачевские перемены, которые и стали началом его конца. Идея «маленького Крыма» лишилась всякого смысла: к чему эта французская подмена, если сам Крым стал легко досягаем?
Курортная цивилизация между тем наступала со всех сторон. За участки предлагались хорошие деньги, и «ситэ рюсс» погиб тихо и бесславно. В 2001 году ассоциация «Пляж и холм» была ликвидирована, и о легендарном русском поселке напоминают сегодня лишь «Бастидун», с которого начиналась вся эта «мелкоземельная» история, и кабанон Билибина. Как их увидеть? Следует разыскать местного жителя Бориса Швецова, удивительного старика, которому за 90 лет, но он всегда соглашается провести экскурсию по остаткам Русского Холма. Гостеприимство его врожденное: он сын Иннокентия Алексеевича Швецова («Innocent’a»), угощавшего Сашу Черного обедом и анисовой водкой в Лаванду летом 1926 года и увековеченного Куприным в очерке «Сильные люди» (Калина. «Последний из могикан» Русского Холма // Перспектива. 2010. № 2(65).
Сегодня в Фавьере всё иначе: асфальт, яхтенные стоянки и запрещающие знаки «С собаками на пляж нельзя!». Потомкам фокса Микки остается тоскливо взирать вдаль с балконов многочисленных пансионов. Однако память о «ситэ рюсс» хранит не только Борис Иннокентьевич Швецов. В 1995 году в Лаванду была создана общественная организация «Réseau Lalan», объединившая художников, скульпторов, фотографов, музыкантов с целью проведения художественных выставок и музыкальных фестивалей. В 2004 году на базе краеведческого музея Борм-ле-Мимоза (некогда основанного художником Песке из «Бастидуна») они провели интереснейшую выставку «Русские в Ла Фавьере», познакомив «последних романтиков» с наследием «лафавьерских» художников Федора Рожанковского, Ивана Билибина, Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, а заодно вспомнив одного из знаменитых обитателей Холма — Сашу Черного. В экспозиции были представлены его фотографии и автографы из семейного архива Оболенских. Президент «Réseau Lalan» Рафаэль Дюпьи помогал в работе над этой книгой и рассказал нам о премьере 2012 года: в Лаванду увидел свет сборник произведений Саши Черного в переводе на французский «Ma Russie n’est plus» («Моей России больше нет»).
