Томмасо был на связи.
— Томмасо, come stai?[115] — начал Нери, как и все итальянцы, не ожидая на этот вежливый вопрос, собственно, никакого ответа.
— Bene[116], — браво ответил Томмасо. — Что случилось, Донато? Все ли о’кей в Амбре?
— Нет, совсем не о’кей. Мне нужна твоя помощь. Прямо сегодня. Нет, немедленно! Ты можешь приехать сюда?
— А в чем дело?
— Надо сравнить один анализ ДНК с анализами в европейской центральной базе данных.
Томмасо застонал:
— Ты что, серьезно?
— Совершенно серьезно.
— А нельзя что-нибудь полегче? Может, ты снова преувеличиваешь?
Нери понял, что Томмасо намекает на крупные операции, которые Нери начинал раньше и которые либо не дали результатов, либо с позором провалились, и страшно разозлился, однако сдержался. Он вынужден был вести себя вежливо, потому что сам был не в состоянии сравнить результаты.
— Пожалуйста, Томмасо. Речь идет о моем сыне!
— О’кей, я приеду.
Через час десять Томмасо прибыл и сразу же взялся за работу.
Еще через двадцать пять минут стало очевидно: анализы ДНК берлинского убийцы, убийцы в Джилио, а также насильника в Монтебеники идентичны.
У Нери на лбу выступил холодный пот.
— Пойдем со мной, — попросил он Томмасо. — Альфонсо сейчас на выезде в Леване. Там банк переезжает в другое помещение, и транспортировка денег должна проходить под охраной. А то, что я собираюсь сделать, очень важно.
Он не хотел рассказывать Томмасо о своих подозрениях и одновременно надеждах. Он практически уже сложил один и один, но Томмасо все равно ему не поверит. Серийный убийца, вероятнее всего, жил в Берлине и выискивал себе жертву в первую очередь там. Но он также любил бывать в Италии, он провел здесь отпуск и продолжал убивать. Как, например, на острове Джилио. Человек, который купил квартиру в Монтебеники и изнасиловал его сына, был немцем и приехал из Берлина. Нужно быть слепым, чтобы не усмотреть здесь связь.
Нери и Томмасо два с половиной часа ожидали в остерии, пока наконец появился Матиас, нагруженный кульками и картонками. К этому времени Томмасо чувствовал себя так, словно вернулись старые времена, когда ему приходилось плясать под дудку Нери и выполнять кучу бессмысленных поручений, и его настроение заметно испортилось. Но он не решался встать и уехать в Монтеварки.
Они тут же вышли, и Нери сделал вид, что совершенно случайно встретил Матиаса уже на следующий день.
Матиас попытался быть вежливым и пригласил Нери и Томмасо в квартиру, чтобы не стоять на пьяцце, где акустика была такая, что почти в каждой квартире, выходящей на площадь, можно было услышать, о чем на ней говорят.
И то, что Нери представлялось таким трудным, оказалось совсем простым.
Матиас предложил карабинерам выпить кофе, и это предложение они приняли с благодарностью. Пока Матиас готовил кофе, Нери и Томмасо со скучающим видом стояли на балконе. На круглом столике возле балюстрады стояла пепельница с четырьмя окурками очень тонких сигар.
Один из них Нери незаметно и быстро сунул в пластиковый пакетик и спрятал его в карман.
Буквально через мгновение появился Матиас с эспрессо.
— Molte grazie, — улыбаясь, сказал Нери.
— Может, мы на минутку присядем? — спросил Матиас.
Полицейские не возражали, и он дополнительно к двум стульям, уже стоявшим на балконе, принес третий.
— Мы не хотим вас надолго задерживать… — Нери одним глотком выпил свой эспрессо. — В рамках расследования мы хотели бы знать, что вы делали в июле этого года. Вы были в Берлине или в отпуске?
— Боже мой, я уже точно и не помню!
Матиас запрокинул голову, делая вид, что размышляет, пошел в гостиную, взял сигару и зажег ее. Потом вернулся на балкон, оперся спиной на балюстраду и посмотрел на своих гостей.
— Я был в Берлине, разумеется, но был также и в Сиене, чтобы подписать договор на покупку этой квартиры. А потом на два или три дня съездил к морю.
— Куда?
— Марина ди Гроссето. Мне просто захотелось немного поплавать. Искупаться в море. Я это люблю.
— Марина ди Гроссето — чудесное место! И пляж там прекрасный!
Матиаса передернуло при одном воспоминании об этом пляже, но он улыбнулся и любезно ответил:
— Я с вами согласен.
От Нери не укрылось, что Матиас курил именно те сигары, окурок которой он только что прихватил с собой, и заметил, что Томмасо тоже обратил на это внимание. Теперь у него было все, что требовалось.
— А вы бывали на острове Джилио? — вдруг спросил Нери.
Матиас растерялся.
«Почему карабинер здесь, в Монтебеники, спрашивает об этом? Как он вышел на остров? Он же не ясновидящий!»
Матиас почувствовал, что сбит с толку этим внезапно заданным вопросом и ему не хватает времени, чтобы четко продумать ответ, поэтому ответил уклончиво:
— Да, года три или четыре назад, недолго. Я был там всего лишь два дня, а чувство такое, словно провел там две недели. Остров прекрасный, нечто совершенно уникальное, но было бы слишком скучно провести там весь отпуск.
Нери кивнул. Выражение его лица было непроницаемым.
Матиас лихорадочно раздумывал, был ли его ответ правильным, но прежде чем он смог прийти к какому-то выводу, Нери и Томмасо уже попрощались.
Матиас смотрел с балкона, как они шли через пьяццу, и слушал громкий, четкий стук их кожаных подошв о средневековые камни.
73
Берлин, пятница, 16 октября 2009 года
Сузанна Кнауэр была изрядно огорошена, когда в пятницу вечером пришла с работы и неожиданно обнаружила свою дочь дома. На Мелани был старый спортивный костюм, она была без косметики, с немытыми волосами и зареванная. Она сидела на кровати и ничего не делала. Даже не слушала музыку.
— Что случилось? — в ужасе спросила Сузанна.
— Ничего.
— Точно что-то произошло! Ты же не без причины сидишь дома ненакрашенная и заплаканная? Что-то с Беном?
— Ничего.
— Как ничего?
В эту секунду шлюзы прорвало, и Мелани, несмотря на все усилия, не удалось сохранить самообладание.
— Все кончено! — всхлипывала она. — Все, все прошло, конец!
Сузанна не знала, что сказать. Она подсела к дочери на кровать, обняла ее, гладила по волосам и молчала.
