– Может, она не захотела улетать, может, ей хорошо здесь, на пруду. Не говори о том, чего не знаешь.
Я посмотрел на утку. Ей как будто было холодно, хотя не берусь объяснить, как вообще может быть уютно в ледяной воде. Просто мне показалось, что ей холодно. Мне стало жалко ее. Я спустил Рекса, чтобы он побегал у пруда. На птицу он внимания не обращал.
– Что мне сделать, чтобы ты передумала?
– Ничего, Гарри. Но я всегда буду тебя помнить.
– О, спасибо, это даже лучше, чем выйти за меня замуж. Мне уже намного веселее, – произнес я ровным голосом. Что мне нравилось в Элис больше всего – ей не нужно было объяснять, когда ты шутишь. Она знала сама.
– Мне пора, – сказала она. – Передай привет Джерарду.
– А себе оставить можно?
Шутка так себе, но и чувствовал я себя фигово.
Она пошла прочь, постепенно растворяясь в морозном воздухе, в приглушенных расстоянием автомобильных гудках, доносящихся с Бэйсуотер-роуд. Надо мною проклятие. Я пожизненно обречен на неудачные романы и бесконечную перебранку с Джерардом. Хотя, с другой стороны, сегодня вечеринка, и я опять свободен, что совсем не так уж плохо.
Да и на работе тоже все складывается ничего себе. Я устраиваюсь режиссером какой-то передачи «Посмотри на этого придурка!» на тему правил дорожного движения, в круглосуточном сотрудничестве с дорожной инспекцией. Этакий взгляд на ситуацию из окна патрульной машины.
Ну да, Фарли вселился в комнату Джерарда, что, конечно, нездорово, особенно если учесть, что мы не можем переделать в спальню гостиную из-за сквозного прохода на кухню. Получу работу, стану быстрее выплачивать Фарли долг и непременно куплю две односпальных кровати, чтобы нам с Джерардом больше не пользоваться моей двуспальной. Джерард, кажется, меня простил. «Чего там прощать, – сказал он, – ты – это ты, а я – это я, вот и все». Да уж, точнее некуда. Основная его претензия ко мне теперь, как я понял, – не краткий роман с Элис, а привычка во сне перетягивать одеяло на себя.
Я знал, что могу рассчитывать на хорошие рекомендации из «Ваших прав», поскольку в анкете вместо имени своего непосредственного начальника поставил имя нашей уборщицы. Она мне всегда благоволила, подмахнула рекомендацию не глядя, да к тому же обеспечила бумагой с логотипом компании, на которой я и написал свое заявление о приеме на работу. Легко и просто. Странно, почему люди так трясутся из-за экзаменов. Если провалишься, всегда можно сказать, не уточняя, что проявил необходимые знания или выполнил нужное количество заданий (слишком высоко не берите: помните, что господь бог вам может многое спустить с рук, но отъявленных нахалов не любит). Проверять никто не станет. Адриан, очевидно, не перезвонил мне тогда, потому что «застрял» в Йемене, где «законтачил» с некими борцами за свободу. Помню, в новостях мелькнул сюжет о похищенном тележурналисте, выручать которого никто особо не рвался. Вернувшись на родину, он даже меня не уволил, а крах нашей передачи расценил как доказательство собственной незаменимости, свидетельство того, что мне еще учиться и учиться, а не как результат моего полного бездействия. Кроме того, уборщица в наше отсутствие приняла несколько сообщений от обманутых потребителей, из которых получилась сенсационная программа о вреде алкоголя и жирной пищи для здоровья. После того, как я все это смонтировал, репортаж взял какой-то приз. Должен сказать, самому мне ни разу не удалось сделать такое классное интервью.
Если Фарли выиграет тяжбу с департаментом государственных сборов по ошибочно уплаченному нами налогу с наследства, через пару лет мы опять разбогатеем. Может, я и потерял немного на покупке автомобиля и мотоцикла, но Джерард распорядился своей долей умнее и лет за пять возместит все мои убытки. Разумеется, он этим страшно доволен.
– Поскольку я – человек осторожный и деньгами не швыряюсь, мне придется платить за твою безалаберность, – заявил он.
– Похоже на то, – согласился я.
Интересно, надоест Эмили ее геолог после того, как романтика вечных льдов перестанет кружить им головы? Позвоню ей, пожалуй, когда вернется.
В парке стало совсем темно, только мелькали за деревьями фары полицейского фургона, везущего запоздалых гуляк к выходу, перед тем как закрыть ворота на ночь. Щекам стало холодно, и я понял, что плачу. Все потерял, ничего не осталось. Проморгал самое главное в жизни, упустил девушку, которую мог любить всю жизнь. Она сама пришла, чуть ли не сказала: «Бери меня, я твоя». А я оттолкнул.
Я сидел, примерзнув к скамейке, чувствовал, как вокруг меня раскинулся от дальних пригородов до богатых районов Лондон, и миллионы девушек спешат куда-то, и каждая из них, возможно, суждена мне, возможно, способна прогнать мою тоску и подарить любовь. Но та, кого любил я сам, ушла, ее ждет другое будущее, с другим человеком, и я знаю, что никто мне ее не заменит, хотя, разумеется, кто-то будет у меня вместо нее.
Пес подошел ко мне, ткнулся носом в ногу. Я предложил ему сигарету, но он отказался, поэтому я взял ее себе, чиркнул спичкой и глубоко, тщательно затянулся.
– Не горюй, дружище, – сказал я. – Еще десять лет, и все пройдет. Уж десять-то лет как-нибудь проживем.
