Я изумленно посмотрела на нее.
Она кивком указала мне на темную фигуру, стоящую на коленях в нескольких ярдах от холма боком ко мне. Руки у девушки были связаны. На шее тускло мерцала в сиянии лун узкая полоска железного ошейника. Из-под длинных черных волос спускался на землю привязанный к ошейнику ремень.
— Я забираю Талену с собой, — сообщила Вьерна. — Раск из Трева отдал ее мне. Я уведу ее в северные леса.
— Но она ведь была любимой невольницей Раска! — удивилась я.
— Нет, — покачала головой предводительница лесных разбойниц
— А вы сами разве не остаетесь с Раском в качестве его свободной спутницы или боевой соратницы? — спросила я.
Она только рассмеялась.
— Нет, мое место — в северных лесах.
Я кивнула. Мне, кейджере, было трудно понять свободную женщину.
— Приятно быть покоренной мужчиной? — поинтересовалась Вьерна.
Я смущенно опустила глаза.
— Все понятно, — усмехнулась Вьерна; в ее голосе зазвучала не свойственная разбойнице мягкость. — Однажды, много лет назад, в Аре я увидела мужчину и впервые в жизни испугалась, что он, если пожелает, может сделать со мной то же, что сделал с тобой Раск — покорит меня! Никогда прежде я этого не боялась, считала, что это невозможно.
Не ожидая от нее подобных признаний, я смотрела на нее со всевозрастающим интересом.
— Я возненавидела этого человека. Я решила, что мы с ним еще потягаемся, посмотрим, кто из нас будет покорен.
— Как eго о имя? — спросила я.
— Марленус.
Я была настолько поражена, что не могла вымолвить ни слова.
Она кивнула на стоящую у подножия холма связанную девушку.
— Эта девчонка — приманка для него, — сказала Вьерна. Она еще раз посмотрела на меня и пошла прочь. Пройдя несколько шагов, она обернулась.
— Прощай, рабыня, — бросила она. — Если я увижу Раска, я скажу ему, что здесь, на этом холме, под светом германских лун стоит прикованная цепями невольница, которая жаждет его прикосновения.
— Желаю вам удачи, госпожа! — крикнула я ей вслед. — Желаю вам всего хорошего!
Вьерна не обернулась.
Она подошла к покорно ожидающей ее девушке, развязала ей ноги, подняла с земли и за привязанный к ее ошейнику ремень повела за собой. Когда они огибали ближайшую палатку, я заметила, что рот девушки заткнут кляпом. У меня не было сомнений, что этой отважной женщине, предводительнице разбойниц, без труда удастся доставить свою пленницу в северные леса.
Я снова осталась в полном одиночестве, прикованная цепями под безмолвно плывущими над землей огромными германскими лунами.
Внезапно я ощутила чье-то присутствие. Я вскинула голову и заметила стоящего неподалеку человека.
Стон вырвался у меня из груди. Я протянула руки и рванулась к нему.
Раск не стал снимать с меня цепи. Но он утопил меня в своих объятиях и прижал рыдающую от счастья рабыню к теплой сырой земле.
Близился рассвет. Мы лежали на вершине поросшего травой холма, завернутые в его длинный плащ.
Внутренним чутьем осознавая, что не вызову его неудовольствия, я робко прикоснулась губами к его щеке и плотнее прижалась к его лежащему у меня под головой плечу. Мне хотелось кричать от счастья и смеяться, не скрывая текущих по щекам слез радости.
Мы долго лежали молча.
На траву выпала предутренняя роса и пропитала накрывающий нас плащ. Небо на востоке посветлело, и в сером полумраке уже можно было различить отдельные былинки травы, сгибающиеся под тяжестью тускло мерцающих капель росы.
Элеонора Бринтон, бывшая жительница Земли, некогда богатая, высокомерная и избалованная девушка с нью-йоркской Парк-авеню, зябко кутаясь под грубым плащом воина, лежала на вершине поросшего травой холма и сладострастно прижималась щекой к плечу горианского разбойника — своего повелителя и полновластного хозяина.
Я приподняла голову и заглянула в глаза Раску. Он ответил мне долгим, внимательным взглядом.
— Как получилось, что я так привязался к тебе? — задумчиво сказал он.
— Я люблю вас, хозяин, — прошептала я. — Люблю!
— А я тебя презираю, — ответил он.
Я рассмеялась; слезы снова навернулись мне на глаза.
— И тем не менее, — продолжал он, — с тех пор как я впервые увидел тебя в невольничьей клетке в Ко-ро-ба, я не мог тебя забыть. Меня неотступно преследовало желание ощутить тебя в своих объятиях.
— Я — ваша, хозяин, — пробормотала я. — Я полностью принадлежу вам. Полностью и безоговорочно. Я — ваша рабыня. Ваша беспомощная, во всем подвластная рабыня!
— Как только я тебя увидел, сразу понял, что ты никогда не сможешь стать обычной рабыней, — возразил мне Раск.
Я плотнее прижалась к его плечу и обвила рукою широкую грудь.
Он казался чем-то озадаченным, даже обеспокоенным. Он приподнялся на локте и нежным движением убрал волосы с моего лица.
— Неужели это возможно, — с удивлением произнес он, — чтобы я, Раск из Трева, мог привязаться к простой рабыне?
— Я люблю вас, хозяин! — воскликнула я, потянувшись к нему. — Люблю больше всего на свете!
Он не дал мне прикоснуться губами к своим губам; он отстранился и, улыбаясь, посмотрел на меня сверху вниз.
— Не будет ли тебе любопытно узнать, почему я никогда не позволял тебе прислуживать мужчинам, как это делали остальные девушки? — спросил Раск.
— Очень любопытно, — с ответной улыбкой призналась я.
— Я берег тебя для себя, — признался он. Я рассмеялась.
— Я старался держаться вдали от тебя как можно дольше. Но когда увидел, как ты танцуешь, я не сдержался.
Слезы снова потекли у меня по щекам. Я прижалась к нему губами.
Внезапно его руки легли мне на плечи и отстранили меня.
— Твой танец выражал такую дерзость, такую гордость и презрительное высокомерие, что я не мог оставить это без ответа.
Я подняла на него смеющиеся глаза.
— Во мне больше не осталось ни дерзости, ни высокомерия, хозяин, — прошептала я. — Во мне не осталось даже гордости, не говоря уже о презрении. — Я снова потянулась к нему губами.
— Что же наполняет тебя теперь? — поинтересовался он.
— Теперь, — ответила я, — меня наполняет только глубокая покорность моему повелителю. Покорность и осознание моей глубокой, всецелой принадлежности ему, моему хозяину.
Он посмотрел на меня и усмехнулся.
Я тоже рассмеялась.
