Нет, не безразличен! Он мне ненавистен! Да, я ненавижу его! Ненавижу самой лютой ненавистью.
Жаль только, что охранник заставил меня снять с себя тунику и забрал ее с собой.
Интересно, чего они от меня хотят?
Я заложила руки под голову и вытянулась на траве. Губы у меня сами собой сложились в улыбку.
Я, конечно, была вне себя от ярости за то, как он поступал со мной, но не могла теперь относиться к нему так, как относилась прежде. Он был жесток со мной, безжалостен, вел себя совершенно неподобающим образом, он исчерпал меня всю до дна, до тех фантастических глубин, которые для меня самой оставались загадкой. Прикосновения его рук находили отклик в каждой клеточке моего тела, наполняли его трепетом, глушили волю, опьяняли разум. Я чувствовала себя послушным воском в руках умелого ваятеля — в руках хозяина. Возможно, я изменила сама себе, своим убеждениям, но даже в глубине души я не могла называть Раска иначе как “хозяин”. Но думаю, что любая земная женщина, оказавшись в один прекрасный день в далеком, чужом мире, в ошейнике, испытав прикосновение такого человека, признала бы себя самой последней из рабынь.
Я открыла глаза.
Луны поднялись над зубчатыми вершинами частокола и продолжали свой неспешный путь по черному ночному небу.
Горло у меня стягивал узкий невольничий ошейник; и мне было хорошо известно, что несет с собой эта надетая на шею женщины полоска металла. Помню, как безумное количество лет тому назад, в одном из земных мотелей, обнаженная, с клеймом на теле, рассматривая себя в зеркало, я с ужасом предположила: неужели это значит быть рабыней в каком-то варварском мире? И каково это? Теперь я это знала! Ох, как хорошо знала!
Я застонала от отчаяния и вырвала из земли пучок травы.
Но почему Раск не послал за мной в этот вечер? Я ему не понравилась? Но я сделала все, все, что могла!
Луны стояли высоко в ночном небе, пристально вглядываясь в расстилающуюся под ними землю.
Разметавшись на траве, обнаженная, закованная в цепи, я беспомощно плыла в их холодном мерцающем свете.
Сердце у меня сжалось от тоски. К горлу подкатили рыдания.
Ну почему… почему?..
— Позови меня к себе, Раск из Трева! — застонала я. — Позови! Я хочу быть рядом с тобой, хочу служить тебе!
Сквозь застилающую мне глаза пелену слез я неотрывно следила за сияющими в черном небе лунами. Их густой желтый свет затопил весь лагерь, и уже хорошо были видны расположенные неподалеку палатки воинов, окрашенные изнутри легким отблеском пылающих жаровен, и остатки догорающих костров, и бревенчатые стены уснувшего барака для рабочих невольниц…
Я одна не спала в эту жаркую, наполненную тяжелой духотой летнюю ночь, нарушаемую лишь мерным стрекотом насекомых да редкими криками тарное на взлетной площадке.
Прикованная цепями на вершине небольшого холма, я исполненным безысходной тоски взглядом обводила мирно дремлющий лагерь.
Я была совсем одна…
Если бы только не эти цепи, я побежала бы к Раску! Я умоляла бы его подарить мне еще хоть одно прикосновение! Пусть бы он только посмотрел на меня!
Я потрогала цепи у себя на ногах. Нет, слишком прочны… Я не смогу ни снять их с ноги, ни отсоединить от кольца, прикрепленного к верхушке каменного столба. Слезы брызнули у меня из глаз.
Я встала на четвереньки и, насколько позволяли кандалы, поползла к шатру Раска. Пусть я хоть на несколько шагов буду ближе к нему!
Цепь натянулась, и я со стоном опустилась на траву.
Я перевернулась на спину, и снова мне в глаза устремился свет трех нависших над землей горианских лун — огромных, величественных, волнующих и одновременно безразличных ко всему живому.
Я почувствовала неодолимую власть над собой этих трех немигающих желтых холодных глаз — пристальных, таинственных, всезнающих. Их взгляд проникал в мое сознание, требовал какого-то ответа.
Что я могла-одинокая невольница, оставленная на вершине холма в полном распоряжении этих всевластных хозяев ночного горианского неба? Куда мне скрыться от их взгляда, знающего все мои желания, все мои тайные помыслы? Куда мне уйти от себя самой?
Тоска и отчаяние захлестнули меня с новой силой.
Я вскочила на ноги. Я выкрикивала проклятия и грозила кулаком этому трехглазому чудовищу. Почему оно мучит меня? Почему не оставит в покое? Почему своим проницательным взглядом увеличивает мои страдания, иссушающие мозг, изматывающие душу? Почему? Почему?..
Я рвала траву у себя под ногами и швыряла ее в небо. Я кричала и рыдала, раздираемая одиночеством, тоской и переполнявшим меня желанием. Я топала ногами и рвала сковывающие меня цепи. Я потрясала кулаками перед трехоким ликом горианского чудовища и молила его о пощаде.
Все это напоминало какой-то безумный танец, сотрясавший мое тело помимо моей воли, помимо моего желания. Он изматывал меня, мучил, уносил все силы, все мысли.
Я упала на землю и залилась слезами.
Я больше не могла вынести этого томления, этого отчаяния и тоски. Я окинула обезумевшим взглядом уснувший лагерь и вдруг, к своему ужасу, заметила наблюдающую за мной из-за палаток у подножия холма Вьерну, предводительницу женщин-пантер.
— Ты вертишься и рыдаешь, как брошенная хозяином кейджера, — усмехнулась она и подошла ко мне поближе.
— Я и есть кейджера, — прошептала я.
— Не может быть, — возразила Вьерна. — Ведь ты не такая, как остальные девушки. Ты сильная. В твоем сердце нет места обычным женским слабостям!
Я опустилась перед ней на колени.
— Сжальтесь надо мной, госпожа, — пробормотала я. Глаза лесной разбойницы смотрели твердо и сурово. Я уронила голову.
— Я не сильная, — призналась я. — Мое сердце открыто всем женским слабостям. Я такая же, как остальные девушки. Может быть, я даже слабее их…
— Ты права, Эли-нор, — не без участия заметила предводительница разбойниц. — Иногда требуется такой мужчина, как Раск, чтобы женщина почувствовала себя слабой и беспомощной — осознала себя женщиной.
— Он дал мне это понимание.
— Сама я постаралась убить в себе подобную слабость.
— А я не хочу с ней бороться. Я готова ее признать.
— Раск просто не оставил тебе выбора, — усмехнулась предводительница разбойниц.
— Это верно, — согласилась я.
Раск, мой хозяин, мой повелитель, не оставил мне возможности почувствовать себя кем-то иным, кроме как беспомощным исполнителем его воли.
— Он покорил тебя, — сказала Вьерна.
— Да, — ответила я. — Он полностью покорил меня. Я опустила глаза.
— Сегодня ночью я уезжаю отсюда, — внезапно, без всякого перехода, сказала Вьерна.
