вам стоит здесь оставаться, – сказал Эрик, когда они оказались одни на кухне. – Может, вам лучше отправиться к тете?
– Здесь мой дом, сын. Я бы не хотела покидать его без надобности. Да и ехать в зиму? Нет, совсем дурная мысль. – Мама поджала губы, показывая свою решимость. Она хотела, чтобы он думал, будто бы она сильная и сама со всем разберется. – Есть что-то, что я должна знать?
Циглер открыл было пасть, чтобы вывалить ей все: и про Теодора, и про Искры, как тут же осекся. Нет, он не имел на это права. Он уже заключил кровавую сделку. Все, что он может, – это плыть по течению.
– Мама, просто покиньте Бъерну. Умоляю.
– И как это будет выглядеть, по-твоему? – разозлилась она. – Бегут те, кто точно виноват! Ты хочешь, чтобы о нас сделали такие выводы? Так что не говори глупостей, Эрик Циглер! Я остаюсь, чтобы прикрыть твой рыжий хвостатый зад!
– Мама…
– Больше ничего не говори. Все, что меня заботит, – чтобы ты был жив-здоров. Пообещай, что не будешь ввязываться в неприятности.
– Хорошо, обещаю. Но и ты пообещай, что уедешь, как только почувствуешь опасность.
– Договорились. – Она, все еще сердясь, перебросила через плечо полотенце и отправилась готовить обед.
Мать всегда была слишком упрямой, только отец мог с ней справиться. Как жаль, что он ушел!
В раздумьях он вернулся к ребятам, которые укладывали вещи в мешки. Путь предстоял не близкий, до самого Нэсбена.
– Давайте мешки, отнесу их в сверру. Эйлит лучше не показываться на улице, за нами может быть слежка.
– Эрик. – Вместо того, чтобы отдать вещи, девчонка зачем-то положила руку ему на грудь. – Людвиг сказал мне про твоего отца. Мне жаль… Прости, что так вышло. Если бы я знала, я бы никогда… – В серых, как пасмурное небо, глазах заблестели слезы. – Я бы…
– В этом нет твоей вины, – поспешил сказать он и взял ее за руку. – Не кори себя. Просто так… случилось. Мы должны двигаться дальше и искать Искры.
– Мы справимся, если будем вместе. – В ответ она сжала его руку тонкими пальцами. – Я, ты и Людвиг.
Эрик лишь горестно вздохнул. Теперь, когда над ним висит длань Ибекса, они просто обязаны справиться. Иначе пострадают невинные, пострадает его семья.
Виконт встал рядом, и Эйлит взяла и его руку тоже. Теперь они стали одним целым. Эрик чувствовал, что даже их сердца бьются в одном ритме.
Они найдут Искры, чего бы им это ни стоило. Эрик не для того сражался с чудовищами и не для того убивал аматов, чтобы сдаться. Он ощущал, как его сила, сила Эйлит и сила Людвига смешиваются вместе в едином потоке, превращаясь в нечто, способное свернуть горы. В это мгновение Циглер был готов пойти в бой и умереть с улыбкой на устах, если ребята его попросят. В последний раз подобное чувство посещало его, когда он прощался с однокашниками в Академии, и вот снова он был частью целого, частью необузданной мощи. Праведной. Великой. Святой.
Ведь как говорил отец: «Много листьев – одно дерево». Только сейчас у Эрика Циглера хватило мужества это осознать. Как жаль, что ему придется их всех предать!
Эпилог
Где она? Вроде бы та же самая комната… Только все выглядит иначе. Мебель расплывается, свет из окон кажется ослепительным. Альхор Всемогущий, что с ней? Похоже, это все цепенящий взвар!
Постояв так немного, Лорианна все же опускает взгляд на руки: они кажутся полупрозрачными и бледными, как у мертвеца. Успокаивая себя, Ло движется в сторону постели и тут же понимает, что не слышит своих шагов по каменному полу. Она босиком, но должен же быть хоть какой-то звук! Невольно посмотрев на ноги, она осознает, что обнажена, и все ее тело прозрачно, будто существует по ту сторону бытия.
Ей хочется кричать, орать от ужаса, но из глотки не вырывается ни звука. Ло нема, как рыба, оказавшаяся на берегу после шторма. Она пытается вспомнить, кто вообще раздел ее и как она оказалась у окна, а затем бросается к постели.
Там кто-то лежит. Кто-то в ее постели. Кто-то светловолосый и незнакомый. О господи, господи, господи… Ло вглядывается в бледное лицо незнакомки. Это она сама!.. Выглядит так, будто прошла через все Альхоровы пытки! Но рука… Рука на месте, хотя плоторез ее отрезал. Что, черт возьми, происходит?!
Она отшатывается в сторону, беззвучно крича от ужаса. Затем бросается прочь из комнаты, не замечая, как проходит сквозь запертую дверь. Навстречу ей попадаются равнодушные служанки, болтающие о погоде и смеющиеся над конюхом. Лорианна просит о помощи, приказывает и умоляет, но они не слышат, не слышат, будто ее голос не может пробить пелену небытия, в котором она оказалась.
Магия, это все проклятая магия! В коридоре появляется Лени. Уж она-то должна ее почуять, ведь их дружба сильнее любого колдовства!
Обережница склоняется над кроватью и берет ее за здоровую руку:
– Простите меня, миледи. Нужно идти. Но я вернусь, как только смогу, обещаю. Я ни за что не брошу вас, слышите?
– Лени, пожалуйста, посмотри на меня! – заклинает Ло и пытается коснуться плеча рыси. Пальцы чувствуют тепло, исходящее от мага, но смыкаются в пустоте. – Лени, только ты можешь мне помочь! Не бросай меня! Пожалуйста! Только не сейчас!
Обережница поворачивает морду и смотрит прямо на Леди-Канцлера. На мгновение ей кажется, что подруга все же улавливает тень, стоящую перед ней, в ее глазах отражается что-то, похожее на удивление.
– Лени! Эйдин! – чуть не плачет Лорианна и снова надеется схватить ее руку. Все тщетно. – Сделай что-нибудь! Верни меня!
– Прости, Ло, – с неподдельной печалью говорит Лени и целует бренное тело Леди-Канцлера в лоб.
После рысь уходит в свою комнату, где шнурует дорожные сапоги, надевает шерстяной плащ, забирает метательные ножи, табельный меч и кошель с деньгами. Вскоре из окна Ло видит, как Лени седлает лошадь и уезжает прочь, больше никому ничего не сказав.
Сердце Лорианны разрывается от боли и обиды, но больше она ничего не может сделать. Некоторое время девушка сидит в комнате, наедине со своим проклятым телом, ожидая хоть кого-то, и вскоре ее одиночество прерывает Клык.
Он заходит в комнату и осматривает ее тело. Трогает лоб, изучает повязку на руке, меряет пульс, проверяет зрачки. Тяжело вздыхает и некоторое время что-то пишет в тетради.
Затем отправляется в покои к Лорду-Магистру. Ибекс, завернутый в халат из голубого синьюнского шелка, бесцельно глядит в огонь камина. В его кабинете, как всегда, пахнет фруктами, дорогим чаем и
