голодают. Даже я видел в его логике непоследовательность.
Я встал с дивана и подошел к дальней стене, чтобы как следует видеть Нордхэгена и его паству. Он дошел до кульминации, и было в ней что-то ужасающе притягательное. Он громко декламировал охрипшим голосом, колдуя над консолью. Его люди бились в конвульсиях и раскачивались в оковах. Они смеялись невпопад, стонали, вздыхали и бормотали что-то нечленораздельное. Их глаза вылезали из орбит, веки дрожали, словно жалюзи на ветру. Слезы текли из глаз, кожа блестела от пота, и наконец, когда Нордхэген принялся посылать заряд за зарядом в область их мозга, отвечающую за наслаждение, по изуродованным телам пробежала дрожь экстаза. Боль и наслаждение, боль и наслаждение, и весь спектр чувств между этими двумя полюсами. Они закричали, их агонизирующие крики слились в единый приглушенный хор. Вопли эхом прокатились по этому небесному граду под городом.
Я вернулся к дивану и сел рядом с Линой. Она не шелохнулась. Я расстегнул еще одну пуговицу на ее блузке и стянул бюстгальтер.
– Он еще держится, – сказал я. – Проживет год или два, а может и дольше.
Тело Лины немного напряглось. Я обнажил одну из ее грудей и принялся гладить ее, ласкать, сжимать, доставляя ей райское наслаждение. Тем временем Нордхэген продолжал свою адскую рапсодию на консоли. Лина поддалась моим прикосновениям.
– Я убью его, – сказал я.
Тело Лины возбудилось в ответ.
– Я прикончу этого сукиного сына! – Мне понравилось, как прозвучали мои слова, мне стало хорошо, и я возбудился.
В колонках заиграла мелодия «На солнечной стороне улицы».
– Изведать после долгого поста, что означает жизни полнота,1 – кричал Нордхэген в микрофон. – Человек превосходит всех животных, даже в своей способности поддаваться дрессировке.[33] [34] – Он продолжал бредить, смеясь и крича, заблудившись в глубинах собственного сна.
Я склонился над Линой, открыл рот и припал к ее вздымающейся, крепкой груди. Мои губы сомкнулись вокруг ее великолепного соска.
13
Если Нордхэген и подозревал, что я задумал, то не показывал вида. Трудовой день сменялся трудовым днем, а безумная ночь безумной ночью. Я ухаживал за людьми в погребе. Лина помогала, но большую часть времени работала с документами Нордхэгена. Маленький доктор сновал между нами, давая все больше поручений. Мое присутствие позволило ему играть роль властного надсмотрщика. У него появилось дополнительное время на его псевдофилософию, а также на то, чтобы пить, смотреть фильмы и устраивать ночные представления для пленников.
Я решил, что долго это не продлится. Но мне надо быть осторожным. Любое мое действие должно быть тщательно продуманным и подготовленным. В этом деле нельзя ошибиться. Основная проблема заключалась не в Нордхэгене, а в том, что произойдет после его смерти. Он обладал определенной известностью. Поэтому его гибель следовало обставить таким образом, чтобы не возникло никаких подозрений.
Уладить дела с его состоянием будет довольно сложно. У него были счета в Швейцарии и Великобритании. Он владел зарубежной недвижимостью, чтобы уйти от налогов. Придется иметь дело с врачами, полицией, юристами и налоговыми органами, и все надо подготовить как следует, потому что основная нагрузка ляжет на плечи Лины. Мне придется оставаться в тени. Кто станет главным подозреваемым, если не недавно переехавший в Великобританию бойфренд личной ассистентки скончавшегося? Особенно если эта ассистентка фигурирует в завещании. Я всегда предполагал, что Нордхэген составил завещание.
Моей целью не было завладеть деньгами Нордхэгена. Меня они не интересовали, и я не думал о том, что Лина может стать наследницей его состояния. Мне хотелось лишь, чтобы мы вдвоем освободились от Нордхэгена. Если бы мы могли просто уйти от него, мы бы так и поступили. Я никогда не спрашивал у Лины, но был уверен, что ее преданность мне перевешивает преданность Нордхэгену. Мы должны сбежать от него, вернуться к своей жизни, но единственным способом сделать это было его убийство.
Другая проблема – погреб. Я размышлял о способах скрыть его. Интересно, придет ли после его смерти сюда с обыском полиция? Что, если судебные или налоговые органы захотят составить опись его имущества? Впрочем, когда Нордхэген купил это здание, о погребе было неизвестно. Возможно, у меня получится спрятать дверь в погреб за стеной. Тогда о его существовании никто не узнает. В документах на дом он точно не упоминается. Конечно, я не плотник, но заколотить узкую дверь не так сложно. Да, это может сработать.
С Линой я этого не обсуждал. Пока не время. Мне казалось достаточным то, что я сказал вслух в ее присутствии, что убью Нордхэгена. Она больше не поднимала эту тему, и я решил, что она не возражает. Вряд ли она отнеслась к моим словам как к пустой болтовне. Поэтому я пришел к выводу, что она предоставила мне самому спланировать, как можно победить Нордхэгена. Или, может, сама давно хотела сделать то, что я озвучил.
После всего, через что я прошел, убийство не казалось мне чем-то запредельным. Хотя, надо сказать, ситуация отличалась от произошедшего на чердаке у Лины. Эта ликвидация будет хладнокровной и спланированной. Однако я относился к ней, как к еще одному рутинному делу, которое я должен выполнить.
То, что пора действовать, стало ясно, когда Нордхэген пригласил меня совершить ночную вылазку в город. Я думал, что меня ждет очередная пьянка, скучная и утомительная, но теперь даже самое омерзительное питейное заведение казалось мне предпочтительнее, чем его дьявольские спектакли в погребе. К тому же я был счастлив помочь его печени на ее пути к саморазрушению. Однако этой ночи было суждено стать чем-то большим. Плодовитое, извращенное воображение Нордхэгена расцвело новыми чудовищными замыслами, безумными жестокими фантазиями. В устах любого другого человека они ничего не значили, но у Нордхэгена были все средства и возможности воплотить их в жизнь. Поэтому разработка плана окончательного решения проблемы в лице Роджера Нордхэгена началась именно той ночью. Это будет долгий и сложный процесс, но, когда мы готовились к выходу в город, я этого еще не знал. Если бы знал, то остался бы дома.
– Может, отправимся в Ист-Энд? – предложил я. Мне очень хотелось сменить обстановку, и я был уверен, что Нордхэгену известны интересные места.
– Ист-Энд в наши дни стал мифом, – ответил он. – Конечно, там есть клубы, где можно встретить мелких преступников, но они довольно скучные – и клубы, и преступники. Боюсь, Лондон изменился.
– О. – Не сказал бы, что в заведениях, которые мы посещали в Сохо, было очень весело.
– Половина людей в клубах в Сохо –
