провалились, может быть, и вовсе на другой стороне планеты.
Мы лежали на обочине дороги, и мальчишки с наслаждением уписывали ормаканы.
— Послушайте, почтенные, а ведь так тоже не годится, — вдруг сообразил я, — с вами же еще товарищи были! Вы едите, а они — слюнки глотай? А ну, кто сбегает за ними?
Мои собеседники, как были с набитыми ртами, сорвались и унеслись.
Я подумал, что пора смываться. Бегаю-то я сами знаете как. Пока ребята приведут товарищей, уйду на полкилометра и затеряюсь между домиками.
Я включил «собачку». Она не унималась, тянула. И тянула как раз в ту сторону, куда умчались мальчишки.
Они возникли неожиданно — рыжий, его приятель и трое беглецов. И моя правая рука вдруг сама по себе протянулась к самому маленькому беглецу — смуглому и черноволосому.
На запястье мальчишки болтался амулет.
Сперва я даже не понял, как этот амулет держится. Потом старательно вгляделся — еще и потому, что заподозрил «собачку» во вранье. Нет, «собачка» тянула точно. И у мальчишки, при всем его маленьком росте, были широкие кисти, почти как у взрослого. Однако ж надо было узнать, где он отыскал амулет.
Я после некоторых отвлекающих маневров поинтересовался, откуда у него эта странная штука.
— Не знаю... — задумчиво ответил мальчишка, глядя сквозь меня в мировое пространство. — Я не помню. Я ведь многого не помню.
— И я тоже, — вмешался рыжий. — И они.
— Как же это так? — мне вдруг стало не по себе. Мальчишки оказались загадочными.
— Не знаю, — сказал владелец амулета. — Мы поэтому и живем все вместе. Нас лечат и учат. А у вас в городе нет такой школы?
— Наверно, есть. Я учился в обыкновенной школе, — ничего лучшего я не придумал.
— А почему вы так странно разговариваете?
— Как я разговариваю?
— Как мы! — хором ответили ребята.
— А как же я, по-вашему, должен разговаривать?
— Как взрослые!
Тут только я вспомнил, где нахожусь.
Мальчишки были совершенно земными, это сбило меня с толку, и я начисто забыл про похороны канарейки, час воспоминаний о прекрасном и прочие местные затеи. А впридачу имелся браслет...
— Так где же ты нашел эту штуку? — вернулся я к прежней теме.
— Нигде не находил.
— Значит, тебе ее кто-то дал, — бодро вывел я, хотя это было совершенно неправдоподобно.
— Не-е... не давали. Мне иногда кажется, что она у меня была всегда.
— Как это — всегда? С рождения, что ли?
Пожалуй, впервые в жизни я занервничал.
— Ну, не знаю! Всегда! — выкрикнул мальчишка.
— У меня тоже была такая, — опять влез в разговор рыжий. — Только я ее потерял в лесу.
— Как это тебе удалось? — мое любопытство было неподдельным. Чтобы отцепить амулет, нужно здорово попыхтеть.
— Откуда я знаю? Соскользнула! Раньше никогда не соскальзывала, даже когда купался, а тут вдруг, как будто велика стала, взяла и свалилась. Я даже не заметил, куда.
— А где ты взял ее?
— Не знаю. Наверно, тоже всегда была. Как у него.
Я стоял перед мальчишками в растерянности. Теперь «собачку» спокойно можно было отключить. Второй амулет был найден. Но что за ерунда произошла со Светозаром и Ингартом, какая нечистая сила заставила их снять амулеты?
Тут один из моих примолкших собеседников вдруг выкрикнул какое-то слово, и мигом вся компания, по-разбойничьи пригибаясь и ныряя под ветками, унеслась. Хотите — верьте, хотите — нет, но мне послышалось знакомое «атас»!
Я обернулся. По садовой дорожке подходила женщина. Это, видимо, была хозяйка огорода.
Она улыбнулась мне и поздоровалась первой.
Мне было тогда... а сколько же мне было, если это произошло за пять лет до старта «Стеллы»? Я, ребятишки, после развеселой экспедиции на Тримультан сам толком не знаю, сколько мне лет. Может, вы и докопаетесь, что за временные сдвиги происходят на этом бешеном шарике, а с меня довольно, что при полном рассудке оттуда убрался.
Впрочем, это неважно. Важно другое. Я уже немного разбирался в людях вообще и в женщинах в частности. Много всяких перевидал. И я сразу понял, что передо мной стоит красавица.
Я извинился за вторжение со всей доступной мне витиеватостью. Сказал, что мне послышался голос племянника, и я не удержался от того, чтобы прижать его кудрявую головку к своей широкой груди, ну и так далее.
— Но если один из этих мальчиков — ваш племянник, то почему вы не заберете его к себе? — удивилась она. — Почему вы позволяете, чтобы его воспитывали в Приюте Небесных Детей?
— Вы считаете, что я могу обеспечить должный уход за ребенком? — удивился я.
— Ах, милый незнакомец, даже если бы мальчик у вас голодал, это было бы лучше, чем приют!
Она огляделась.
— Разве вы не знаете?..
— Что, милая незнакомка?
Видно, я употребил неподходящее обращение. Она с подозрением взглянула на меня.
— Все дети, которые воспитываются в Приюте Небесных Детей, совершенно счастливы, — вдруг отчеканила она. — И мальчики, которые прибегают ко мне рвать неспелые ормаканы, вовсе не проявляют этим своих агрессивных наклонностей. Они кротки и чисты. Они хотят скрасить мое одиночество. Их игры нежны и безобидны. И я говорю с ними строками прекрасных стихов.
— А разве вы живете одна... в уединении... в сладостном уединении? — Ей-богу, проще было бы говорить по ассиро-вавилонски!
— Да, я Посвященная, — загадочно ответила женщина. По ее интонации я понял, что всему свету известно, кто такие Посвященные, и вопросов лучше не задавать.
— Вот оно что... — на всякий случай вздохнул я. — А дети прелестные. Обаятельные.
— Да, особенно один мальчик. Я смотрю на него и думаю о том, что он мог бы быть моим сыном. Поразительное сходство...
Она замолчала.
— С кем же?
— С тем, кому я посвящена.
— Может, мальчик — его родственник? Ну, скажем, племянник?
— У него не может быть племянников! — гордо отвечала она. — Он — тот, кому я посвящена! Или вы до сих пор не поняли, что я действительно Посвященная?
— Понял. Трудно было поверить, — соврал я на всякий случай.
— Я сразу заметила это удивительное сходство, — продолжала женщина. — Особенно меня поразили его глаза. Во мне жило предчувствие этого взгляда. Как будто я существую лишь ради того,
