швабов!
Из подвалов высыпали люди. Они терли глаза, отгоняли клубы едкого дыма, плотной толпой окружив мальчика. А он, взобравшись на телегу Ванды, старался пересказать то, что видел только что собственными глазами. По его словам, около десяти часов утра к баррикаде на Вольской подошла колонна немецких танков и грузовиков с солдатами.
— Нет, не так, — прервал сам себя паренек. — Самое важное было вчера, когда я удрал из дома. Наши саперы рыли стрелковые окопы и противотанковые заграждения, а я им помогал. Потом поручик спросил, где здесь фабрика «Добролин». Все начали показывать и вместе с солдатами выкатили на улицу перед баррикадой бочки со скипидаром. Штук сто, а может, и больше. Этот поручик приказал бочки разбить. Скипидар разлили перед баррикадой и ждали всю ночь. А утром, когда подошли швабские танки и давай стрелять, я слышу и ушам своим не верю: заиграла сигнальная труба. Так приказал поручик. И вдруг! Было на что посмотреть! Бухнуло пламя! Целое море огня. И дым, густой дым. Танки начали гореть. Немецкие солдаты соскакивают с грузовиков на мостовую, а там огонь, жар — скипидар горит. Грузовики сталкиваются друг с другом: развернуться-то негде. Немцы пытались атаковать баррикаду, но загоралось все — обувь, мундиры, волосы. У наших было только два противотанковых орудия, но до баррикады огонь не доходил, с нее можно было стрелять, ну, наши и стреляли. Теперь там тихо, хотя скипидар все еще горит. Бой закончился. Одни сгоревшие танки стоят. И грузовики. Пустые. Я знаю, сам видел.
Пожар угасал, но черный дым еще долго стлался над местом боя. Лишь около полудня Ванда отважилась подъехать к маленькому костелу. Склад находился за линией пожара. Только Ванда попыталась с помощью двух парнишек выломать двери, как ее остановил гневный окрик:
— Стой! Кто вы? Что здесь делаете?
Утирая черное от копоти лицо столь же черной ладонью, подошедший офицер выслушал объяснения Ванды, но продолжал смотреть сердито и протянутое удостоверение отвел рукой.
— Здесь фронт, — заявил он. — Всего час назад закончился бой. Сейчас, барышня, не время для прогулок в рыдване, запряженном выездными лошадьми.
— Это верховая лошадь, — возмутилась Ванда. — И обыкновенная подвода. Я должна доставить в госпиталь перевязочные средства и медикаменты. Вы на сегодня свою работу уже закончили, а я только начинаю.
— Нет! — отрезал офицер.
— Предупреждаю, я доложу об этом генералу Городинскому. Без медикаментов он не сможет оперировать раненых.
— Генерал? Где?
— В университетской клинике. Ваша фамилия?
— Поручик Пацак-Кузьмирский. А вы крепкий орешек!
— А вы…
— Подожди, Ванда. Значит, это вы подожгли Вольскую улицу? И отразили немецкую атаку?
Поручик только теперь обратил внимание на Анну и неожиданно проявил интерес к ее словам:
— А вы откуда знаете? Кто вам сказал?
— Вот этот паренек. Он вчера помогал вам подкатывать бочки к баррикаде.
— Помогал? — удивился офицер. — Там ведь были только мои солдаты…
В конце концов он позволил себя убедить, что парнишка не врет, что раненые в госпитале — тоже бойцы, и даже выделил девушкам в помощь двух солдат. Но когда телега была уже нагружена, в чистом небе вдруг показались два бомбардировщика. Баррикада встретила их интенсивным, хотя и неприцельным, огнем. Подняв глаза кверху, Анна увидела летящие бомбы и успела оттолкнуть Ванду за угол склада за секунду до того, как раздались взрывы. Они долго лежали, прижавшись к земле, пока наконец рокот самолетов не затих, а выстрелы на баррикаде умолкли. Вернувшись же к телеге, увидели — случилось самое страшное: осколки разорвавшейся поблизости бомбы тяжело ранили лошадь. Круп и правый бок животного были разворочены, шею заливала кровь. Лошадь дрожала всем телом и пронзительно ржала, все ниже опуская голову к земле.
Со стороны баррикады подошел поручик.
— Я пришел проверить… — начал он.
И замолк, глядя на распоротый бок лошади и лужу крови на земле.
— Уйдите отсюда! — крикнул он. — Я постараюсь вам помочь.
Они вошли в склад, даже не спросив, чем он может помочь. Услышали выстрел, потом громкие слова команды, топот подкованных сапог. Ванда дрожала как в лихорадке, и Анна крепко прижимала ее голову к своей груди.
Через некоторое время пришел поручик с флягой водки. Ванда пыталась сделать хотя бы глоток, но не смогла и с гримасой отвращения отвернулась. Однако позволила вывести себя из склада и, усаживаясь на козлы телеги, ни о чем не спросила — ни как исчезли с земли следы крови, ни откуда взялась другая лошадь, уже впряженная в телегу.
Поручик отозвал Анну в сторону.
— Это лошадь из обоза. Конечно, не такая породистая, как ваша, но сильная. Возвращать ее не нужно. Я… простите за все.
Анна молча кивнула. Она чувствовала себя виноватой за то, что этот молодой командир, вместо того чтобы радоваться первому выигранному сражению, вынужден извиняться. Но теперь она знала: город не покинут своими солдатами, его защищают не только жители.
Следующие два дня прошли как будто спокойнее. Налеты стали реже. Раненые с Охоты и Воли рассказывали, что все немецкие атаки на окраинах отражены частями под командованием полковника Порвита и майора Санойцы. Захваченные пленные из четвертой танковой дивизии и из полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» якобы утверждали, что оборона на подступах к городу явилась для них неожиданностью, после боев девятого сентября они не считают возможным наступать без огнеметов и поддержки тяжелой артиллерии. Им обещали, что они свободно войдут в оставленный польскими войсками город, и никто не ожидал, что сгорит столько танков.
В госпитале все еще с горечью вспоминали ошибки первых дней мобилизации, безответственный приказ Умястовского, эвакуацию из охваченного огнем города пожарных машин. А пленные немцы говорили об ошибках своего командования, о плохо подготовленной — без прикрытия авиацией — атаке на Волю, о недостаточной ударной силе танковой дивизии, которая должна была, чуть ли не беспрепятственно пройдя через левобережную Варшаву, овладеть всеми мостами на Висле.
По палатам словно бы пронесся живительный ветерок: оказывается, гарнизон города под командованием генерала Чумы не только задержал, но и отбросил врага, понеся, правда, потери, но зато доказав бессилие танковой дивизии и отборного полка СС.
По радио и из газет начали поступать сведения о крупном сражении у Бзуры, которое вначале шло успешно и связывало большие силы врага, задерживая его продвижение к Висле. Через три дня после памятной вылазки на склад у редута Совинского в госпитале снова появилась Ванда — и сразу же вступила в спор с каким-то раненым, который успехи у Бзуры почитал такой же сплетней, как и россказни о бомбардировке французами немецких портов.
— Вы только посчитайте: девятого немцы атаковали Варшаву сразу с нескольких сторон и ничего не
