1
— Проникающее ранение грудной клетки, большая кровопотеря, пуля рикошетом задела несколько важных органов и застряла в легких. Закрытый пневмоторакс, много крови в плевральной полости. Есть проявления нарушения сердцебиения, — доктор Виланд поправил марлевую повязку на лице. — Мы герметизировали рану. Но положение серьезное.
Склонившись над офицером-артиллеристом, Маренн кивнула.
— Да, диагноз не вызывает сомнения, этот характерный всасывающий звук при дыхании. Пулю надо извлекать. Готовьте к операции.
— Наркоз?
— Эндотрахеальный. Миорелаксанты.
— По американскому методу? — Виланд удивился.
— Да, — Маренн подтвердила решительно. — С раздельной интубацией бронхов. Это поможет нам бороться с острой сердечной недостаточностью и избежать гипоксии.
— Госпожа оберштурмбаннфюрер, — к ней подошел санитар. — Приехал штандартенфюрер Пайпер.
— Прошу вас, Ханс, — Маренн даже не повернула голову. — Скажите, что я не могу отлучиться, и извинитесь за меня.
— Приехал, — Виланд вдруг усмехнулся. — Он мне звонил по десять раз на дню, все спрашивал, появилась фрау Ким или нет. Он ранен, точно…
— Что, ранен? — Маренн вскинула голову.
Размышляя о пациенте, она не заметила иронии в голосе Виланда, она все восприняла всерьез. Сдернув шапочку и повязку с лица, выбежала на двор. Пайпера она увидела сразу. Он стоял у БТРа и разговаривал по рации. На броне лежали белые розы — большой букет, штук пятьдесят, не меньше. Зимой, в конце февраля, и ладно бы в Берлине, но у небольшого венгерского городка с труднопроизносимым названием Секешвехервар — это было невероятно. Ветер шевелил нежные белые лепестки и слегка поблескивающие глянцевые листья. Она направилась к БТРу. Заметив ее, Пайпер отдал трубку унтерштурмфюреру из экипажа, взял цветы.
— Мне сказали, ты ранен, — она взволнованно тронула его за рукав, осматривая. — Что? Куда? Кто? Снайпер? Вы же еще не вступали в непосредственное соприкосновение.
— Ранен? — Пайпер удивился. — Кто это сказал? Мартин, наверное… Он мне говорил так, когда я ему звонил и спрашивал о тебе. Хотя, возможно, он и прав… Я ранен. Вот, — он протянул ей букет. — Это тебе. Мы тебя ждали. Я ждал.
В его интонациях она уловила какие-то новые нотки, какую-то скрытую нежность, которой раньше не чувствовала, но возможно, просто не обращала внимание. Она смутилась.
— Я приезжал в Берлин, чтобы получить Мечи к Рыцарскому кресту за Арденны. Сразу после награждения приехал в Шарите. Очень вежливый профессор де Кринис сказал, что ты, оказывается, уехала куда-то к Шернеру под Кюстрин. Я был разочарован. Я думал пригласить тебя в ресторан.
— Чтобы я там снова спела? — Маренн улыбнулась. — Я приехала через три дня. И тоже была разочарована. Но фюрер мне не докладывает, кого и когда он награждает. Но розы, которые ты оставил, такие же, как эти, стояли у меня в кабинете. Они даже совсем не завяли. Спасибо, — она взяла букет, — и за те цветы, и за эти. Но я должна идти, — она взглянула на часы. — Я оставила пациента под наркозом. Это что за шутки такие, штандартенфюрер? — она слегка стукнула Пайпера по плечу. — Мне говорят, ты только что из боя, ранен, я бегу, оставив под наркозом человека, а оказывается, это розыгрыш. Все, все, разворачиваемся и уезжаем, Йохан. Я спешу.
— А для чего там Виланд? — Пайпер улыбнулся, поймав ее руку. — Этот бездельник. Так, для общего впечатления? Я не говорил, что я ранен, но я хотел увидеться с тобой. Я тебя ждал, — повторил он.
— Разворачиваемся и уезжаем, — она ответила строго и выдернула руку.
— Это значит — пошел вон? — он спросил с иронией, но взгляд помрачнел. Она заметила это.
— Это не значит, что пошел вон, — она и не подумала, как он может воспринять ее слова. — Но здесь госпиталь, и у меня человек под наркозом, — добавила уже мягче. — Мне сейчас надо оперировать его. От моего спокойствия и хладнокровия зависит его жизнь. А ты, как я понимаю, чуть не признаешься мне в любви. Так что, будьте любезны, штандартенфюрер, — она отступила на шаг, — здесь госпиталь, и здесь приказываю я. Уезжай хотя бы до вечера, — она опустила голову.
— Хорошо, слушаюсь.
— Я люблю белые розы, — она быстро взглянула на него. — Я очень люблю белые розы.
— Во сколько мне приехать? — Пайпер поднялся на БТР. Глаза под козырьком фуражки блеснули, значит, все прошло.
— Не раньше восьми.
— Я буду. Поехали, — хлопнув по броне, приказал водителю.
БТР зарычал, разворачиваясь. Маренн быстро пошла назад в дом. Оставила цветы санитару при входе.
— Поставьте в воду, Ханс, — приказала быстро.
Вернулась в палату.
— Как дела?
Доктор Виланд поправил очки и внимательно посмотрел на нее.
— Мы иссекли края раны и сделали рассечение по межреберью. Пуля лежит очень неудобно… Фрау Ким, — ему показалось, она не слушает его. — Вы улыбаетесь?
Обработав руки, Маренн качнула головой.
— Я все поняла, Мартин. Дренажная трубка в плевральной полости есть?
Она надела перчатки и подошла к операционному столу.
— Фрау Ким, а штандартенфюрер… — вдруг начал доктор.
— Штандартенфюрер приедет вечером, если он вам нужен, — ответила она. — Не отвлекайтесь. Будем работать.
Когда стало смеркаться, заметно похолодало. В приоткрытое окно потянул холодный ветер, и Маренн почувствовала такой знакомый запах порохового дыма — за все годы, которые она провела на войне, на той, на первой, да и теперь, на второй, приятней он для нее не стал. Дым то наплывал вместе с порывами ветра, затрудняя дыхание, то вдруг исчезал, и тогда дышалось легко и свободно.
— Закройте окно, — приказала Маренн санитару, и, взглянув на белые розы, стоявшие перед ней на столе, углубилась в изучение рентгеновского снимка.
— Фрау Ким, — доктор Виланд присел сбоку на стул. — А вот эта новая метода наркоза, которую вы мне показали сегодня, имеет какое-то описание, научное обоснование, что-то стоит почитать?
— Не только стоит, но даже нужно, — ответила Ким. — Возьмите в моей сумке, — она кивнула на медицинский саквояж на полу. — Черная папка, написано «Лейбштандарт». Джилл только успела перевести с английского перед моим отъездом сюда, и материал распечатали для главных врачей эсэсовских дивизий. Обязательно прочтите. Я попробовала еще в Шарите перед операцией в Арденнах.
— Очень, очень интересно, — доктор Виланд нагнулся за папкой. — Умеют эти американцы выкинуть что-нибудь этакое. А что им не выкидывать? Их не бомбят, война за тридевять земель, сиди себе и выкидывай. Пока другие давят друг друга танками и забрасывают бомбами. Как я понял, в этом есть масса преимуществ.
