Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Потери бронетанковых войск во Второй мировой войне (самих машин) в среднем составляли 14 процентов в месяц на всех фронтах. (На Восточном фронте с его масштабами и ожесточенностью сражений в несколько раз больше. – Ред.)
Они происходили от:
65 процентов всех попаданий приходилось на корпус, 10 процентов – в нижнюю часть корпуса или подвеску, 35 процентов – в башню, причем в менее чем половине случаев – по ее фронтальным поверхностям. В целом в 60 процентах случаев выведенные из строя машины подлежали восстановлению, а большая часть попаданий мин и снарядов делали танки на какое-то время боеспособными. Около 80 процентов танков, пострадавших от мин или фугасных взрывчатых веществ, подлежали восстановлению, 40 процентов пробитых в результате артиллерийского огня танков и 40 процентов сгоревших танков также подлежали восстановлению.
45 процентов попаданий в башню и 60 процентов в корпус вызывали возгорания.
Ученые подсчитали, что убийство солдата во времена Римской империи по нынешним меркам обходилось в 75 долларов США. Эти затраты возросли до 3 тыс. долларов в наполеоновские времена и 21 тыс. долларов в Первую мировую войну. Во время Второй мировой войны эта цена выросла до 200 тыс. долларов. Некоторое представление о массе боеприпасов, затраченных во время Второй мировой войны, может быть получено из официальных цифр расходов боеприпасов армии США на одном только Европейском театре военных действий:
Расход боеприпасов на Тихом океане также был очень велик. Общее число боеприпасов, потраченных союзниками на всех театрах военных действий, как и немцами, японцами, русскими и другими воюющими сторонами, возрастает в общей сложности до фантастических размеров. Но расход боеприпасов армией США и ее союзников из сил ООН в Корее был даже еще большим, чем во Второй мировой войне, что ведет к предположению, что затраты на уничтожение одного солдата в корейской войне могли составить 1 млн долларов США. Можно только догадываться о том, во сколько обходилось убить солдата во Вьетнаме, где расход боеприпасов был еще более огромным.
Несмотря на очевидность противоположного, в крупных западных странах все еще есть категория военных, верящих в то, что танки – не что иное, как мобильные долговременные огневые точки, что постоянно опровергал опыт, накопленный за все время начиная от Первой мировой войны и до наших дней. Развитие танков продолжается, но не наблюдается склонности использовать их изобретательно. Дивизионные танковые структуры существуют, но танки не применяются в боевых действиях или на маневрах таким образом, при котором существование таких крупных структур казалось бы оправданным.
С другой стороны, советский блок проявлял гораздо больше реализма в оценке бронетехники. Доля танков и самоходных артиллерийских установок по отношению к пехоте в его армиях сегодня (начало 1970-х годов. – Ред.) гораздо выше, чем она была к концу Второй мировой войны. В советской военной литературе и военной периодике танкиста превозносили как принадлежащего к воинской элите, и статьи о танках в бою и анализы тактики танкового боя появлялись постоянно. Эта тема, всплывая снова и снова, звучала постоянно в ушах советских танкистов: «Бронетанковые войска – главная ударная сила сухопутных войск. Танки показывают себя самым надежным боевым средством применительно к условиям атомной войны и могут действовать в районах радиоактивного заражения, форсировать реки под водой и вести стрельбу днем и ночью»[7].
На Западе широко бытует мнение, что от бронетехники мало проку в условиях партизанской войны, но ее никогда не пытались попробовать применить иначе чем по принципу раздробленного использования. Может показаться, что в таких боевых действиях принципы войны должны применяться столь же активно. Вместо этого США во Вьетнаме прибегали к подсчету убитых как к критерию успеха в военных действиях – в рамках старой доктрины боевой мощи. Негативная реакция общественности на вьетнамскую войну вполне могла быть таковой (по крайней мере, отчасти) из-за отказа принять такой критерий, весомость которого доносилась до них через телевидение.
Ряд лет назад среди гражданского населения в Соединенных Штатах была поднята шумиха по поводу того, что обработка джунглей дефолиантами – дело неслыханное. Тем не менее она была применена, и тип оборудования по очистке территории (такого, которое было разработано и использовалось мелиораторами в США) также применялся, но без сопутствующих этому протестов. Однако ни одно из этих средств не применялось в больших масштабах. Войска продолжали прочесывать джунгли в пешем порядке, несмотря на встречавшиеся на пути наземные мины, ловушки и такие ужасные вещи, как колья «панджи»[8]. Система «туннелей» вьетконговцев несколько отличалась от того, с чем приходилось сталкиваться во Вторую мировую войну, когда вражеские войска скрывались в пещерах и туннелях. В то время, если противника в таких местах не получалось выбить взрывами, его замуровывали при помощи бульдозеров. Или, как представляется возможным, реки можно было перекрывать таким образом, чтобы их потоки либо уничтожали вражеские войска, либо их смывало, а заливая их туннели, вода делала их непригодными для укрытия. В таких ситуациях применение бронетехники в больших масштабах представлялось не только возможным, но и желательным.
В Первой и Второй мировых войнах и после, когда противник укрывался в городе, даже в отчасти дружелюбном городе, велика была вероятность того, что его выбьют оттуда, уничтожая по ходу дела, если понадобится, свои же собственные материальные ценности. Однако может появиться война с использованием газов, и при тех же равных условиях, как и в войне вообще, но с возможностями, которые позволят сохранять жизни, это может сократить число жертв как среди военных, так и гражданских лиц и сохранить имущество.
Но в слове «газ» заключен психологический подтекст. Оно несет с собой преувеличенный образ из мифов о Первой мировой войне, поэтому сегодня широко распространена вера в то, что применение газа бесчеловечно. Однако общественность, похоже, не задумывается о том, что концепция национальной обороны не исключает ведение ядерной войны, которая бесстрастно предполагает жертвы как среди военных, так и мирных граждан, исчисляемые в десятки миллионов жизней. И даже использование огнеметов на основе напалма с воздуха, кажется, не пугает граждан до такой степени, до какой это делает мысль о применении газа.
У приверженцев военно-воздушной мощи продолжает доминировать вера в массовое уничтожение, которое, как показывает практика, не вылилось в решения военного характера – с того времени, как с этой идеей впервые выступил итальянец Джулио Дуэ в начале 1920-х годов. Уничтожение вооруженных сил противника и его городов даже ценой человеческих и материальных жертв было представлено общественности в западных странах не только как необходимость, но и как неизбежность в войне. Факты свидетельствуют (еще с 1914 года) о том, что за счет огневой мощи можно выигрывать сражения и даже войны, но длительный период застоя, безразличие к человеческим страданиям, загубленные жизни и материальные ценности и в конечном счете крах национальной экономики с обеих сторон – дорогая цена, которую приходится за нее платить.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
