Вместо предисловия
Самые яркие впечатления детства, которые остались в моей памяти, это рассказы бывших фронтовиков. Часто в большой коммунальной квартире нашего старенького двухэтажного дома собирались друзья отца. Все работали на железной дороге и хорошо знали друг друга. По поводу или просто так они приходили к нам, чтобы, позванивая гранеными стаканами, отдохнуть за столом в задушевном мужском разговоре, выпить, как говорили, наркомовскую норму, вспомнить былое, поговорить о будущем. Ржаной хлеб, квашеная капуста и соленые огурцы, картошка в «мундире» с постным маслом — вот и все разносолы. Жили тогда, в начале шестидесятых, бедно, день Победы, как сегодня, официально широко не праздновали, но войну помнили в каждой семье. Она моровым поветрием прокатила по судьбам, оставив глубокие раны в сердцах и душах людей военного поколения.
Во время товарищеских застолий я осторожно пробирался на кухню, чтобы не выгнали, устраивался в уголке за старым буфетом и слушал, слушал, слушал… Рядом с отцом сидели настоящие герои, отважные воины, которые победили фашистов, подняли красное знамя Победы над поверженным Берлином. У каждого было с десяток боевых наград, несколько ранений и много ярких впечатлений о военных годах, проведенных в окопах, атаках, жесткой обороне и госпиталях. Они любили петь «Волховскую застольную», которую считали настоящей фронтовой песней, и пили за тех, «кто командовал ротами, кто умирал на снегу, кто в Ленинград пробирался болотами, горло ломая врагу». У Николая Ивановича Кузнецова, дяди Коли, были прострелены обе щеки. Когда поднимались в атаку, чтобы побороть страх перед «пулеметной пургой», бойцы кричали «Ура-а-а!». Увидев, что некоторые из его товарищей не могут поднять головы под огнем немцев, сержант Кузнецов устремился вперед, призывая их за собой. Пуля попала ему в щеку, опалила раскрытый в крике рот и вышла через другую щеку. Дальше к немецким окопам он бежал молча, глотая кровь. Ротный фельдшер дал ему спирта прополоскать рот и успокоить душу. На этом все лечение и закончилось. А памятка о том бое осталась — две небольшие ямочки, которые совершенно не портили доброе лицо дяди Коли.
Другой друг отца, Георгий Кириллович Осипов, воевал в знаменитом гвардейском корпусе генерала Симоняка. В январе 1944 г. на Пулковских высотах, перед атакой на укрепленные позиции немцев, стрелка Осипова ранило в ногу. Осколок снаряда порвал валенок и впился в голень. Георгий Кириллович выковырял его ножом, наскоро перевязал рану и, прихрамывая, побежал вместе со всеми вперед. Боялся отстать. Взводный обещал лично надавать по шее каждому, кто замешкается во время броска к укрепленным немецким позициям. От порыва зависел успех боя. За спиной был Ленинград, и отставание в бою расценивалась товарищами как трусость. Позор был хуже вражеской пули. В этом бою Георгий Осипов гранатами подавил две огневые точки, в рукопашной схватке убил немецкого офицера. Уже вечером он свалился без сил, не чувствуя ноги. В госпитале рядовому стрелку Осипову вручили орден Славы третьей степени. А взводный погиб в начале боя, когда атакующие цепи ворвались в первую вражескую траншею.
Часто присоединялся к отцовской компании и Павел Павлович Патрикеев. На войне он был связистом. Однажды во время боя дядя Паша заснул в воронке, выполняя очередное задание командира. До этого он не смыкал глаз несколько суток, обеспечивая связь роты с командиром батальона. Связист соединил разорванные провода и решил переждать артналет противника. Под разрывы снарядов и заснул. Немцы пошли в контратаку и потеснили советскую часть с занимаемых позиций. Короче говоря, рядовой Патрикеев проснулся в тылу у врага. Немцы подумали, что он убит, поэтому не стали выяснять, кто там валяется на дне воронки. Двое суток пролежал связист рядом с немецкой пулеметной точкой, не зная как пробраться к своим. Потом пришлось долго оправдываться перед командиром, что не сдавался в плен к немцам. Спасло то, что в нужный момент он бросил гранату в немецкий пулемет и тем самым спас жизни многих своих товарищей. Но строгий особист из «Смерша» упорно «шил» ему дело, пытаясь доказать, что рядовой Патрикеев добровольно остался в тылу врага. Только когда дядя Паша в составе штурмовой группы одним из первых ворвался на хорошо укрепленную немцами высоту и вместе с другими отбил восемь контратак противника, от него отвязались. Вместо обещанного ордена Патрикеев получил медаль «За отвагу».
Моему отцу, как он считал, не повезло — на фронт не попал. Весной 1943 г. в семнадцать лет он вместе со своими сверстниками пришел в военкомат и попросился в армию добровольцем. Товарищи в составе маршевой роты были отправлены на Курскую дугу и все погибли в первый же месяц. А отца, как закончившего семилетку, послали учиться на ускоренные артиллерийские курсы. Так он стал сержантом и зенитчиком. Вместо фронта оказался на границе с Турцией, откуда снимали кадровые части и отправляли в действующую армию. Вместо них южные рубежи Родины ставили прикрывать вновь сформированные полки и батареи, в которых в основном служили не нюхавшие пороха мальчишки. Среди них оказался и мой отец. Он прослужил до 1953 г., потом демобилизовался и приехал на родину в город Волхов Ленинградской области.
Среди своих друзей-фронтовиков он был младшим по возрасту и армейскому опыту, поэтому во время застолий чаще слушал, чем говорил. Думаю, что втайне он завидовал своим старшим товарищам, что не удалось хлебнуть окопной жизни, прошагать дорогами войны до Германии, что у него нет боевых наград. Такие настроения отца в корне пресекал дед, которому хватило впечатлений о войне на всю оставшуюся жизнь от нескольких месяцев, проведенных в тылу врага в составе партизанского отряда железнодорожников. Этот отряд, выполнив задание, в районе Любани вышел навстречу наступающим частям 2-й ударной армии. Как говорят, попал из огня да в полымя. За плечами у деда осталась Долина смерти под Мясным Бором. И этим все сказано. Отряд железнодорожников успел проскочить узкую горловину, по которой снабжалась 2-я ударная армия. Вскоре немцы ее захлопнули и принялись методично уничтожать советские войска в любанских болотах. В окружении погибли десятки тысяч бойцов. Железнодорожникам приказали вернуться на свои рабочие места. Они должны были обеспечивать бесперебойную работу транспорта, чтобы фронт вовремя получал новые дивизии, оружие и боеприпасы. Работали под бомбами и постоянными артиллерийскими обстрелами. И это тоже был фронт.
С войны не вернулся мамин брат Константин. Его убили в Румынии. Маму в четырнадцать лет угнали в Германию, где она сначала попала в концлагерь, потом за одиннадцать марок была продана старому фермеру в Австрию и до конца войны ухаживала за его скотиной на ферме. По воскресеньям ей и другим русским девушкам разрешалось ходить в церковь. На рваной кофточке у каждой висела рабская нашивка с буквами «OST», значит — восточные, русские. Когда Восточный фронт немцев затрещал по швам и они стали откатываться к границам рейха, нашивку носили с гордостью, так как расшифровку латинских букв сделали свою — Остерегайтесь Советских Танков. После войны на маме много лет висело клеймо человека, который находился на оккупированной фашистами территории. В советское время до конца шестидесятых годов их считали людьми второго сорта, которым запрещалось работать на оборонных заводах и стратегических объектах, в госучреждениях, жить в закрытых городах с научными центрами. Перечень запретов был достаточно большим. До сих пор в отделах кадров можно встретить старые анкеты с вопросом: «Находились ли на оккупированной территории во время войны?» Странно, но и мне, родившемуся после войны, не раз приходилось заполнять эту графу бюрократического вопросника.
