Но вылечить его это средство не могло – все же ему было почти пятьдесят! – и он умер около месяца спустя.
Олег же со временем встал на ноги, но узнал, что власть ушла из его рук и русь избрала себе другого князя. Какое-то время он еще жил в Киеве с остатками своей дружины, а зимой, похоронив отца – без пламенной крады и насыпной могилы – ушел на запад, к чехам.
– Я не гожусь в князья для этой страны, – сказал он, когда мы прощались. – Я мог кормить богов жертвенной кровью овец и быков, но не смогу дать им человеческой крови. А без нее они звереют. Я не хочу увидеть это снова. Может быть, земля моих отцов больше нуждается во мне?
С ним ушли многие киевские моровляне, не желая, чтобы их снова обвинили в пристрастии к человеческой крови.
Мальфрид, замкнувшаяся в отчаянии и не желающая говорить с братом, уехала вместе с супругом. Ее мы никогда больше не видели: как нам стало известно много времени спустя, она умерла следующей же зимой, когда они жили у чешского князя Болеслава. Погоревав, Олег женился на дочери Болеслава, княжне Ярославе. Его единственный сын Оди зачах вскоре после того, как ему сравнялось двенадцать – иного и не следовало ожидать.
Их с Мальфрид дочь Предслава выросла у Эльги и в свое время была выдана замуж в Деревлянь, как и следовало по уговору.
У Олега была еще одна дочь, от Ярославы… но об этом мы узнали лишь десять лет спустя.
Ныне же я, кажется, рассказала уже обо всем, о чем хотела.
О том, как моя сестра Эльга сделалась княгиней в Киеве.
В детстве, когда мы, маленькие девочки, лежали на полатях в нашем Варягине и наблюдали сверху, как поднимают поминальные кубки по Олегу Вещему, нашему прославленному, но незнакомому родичу, мы никак не могли подумать, что она в конце концов станет его наследницей.
Киев был так далеко от Плескова!
И то, что за время жизни нашего поколения они стали гораздо ближе, во многом – ее заслуга.
Когда же меня спрашивают: почему моя сестра, киевская княгиня Эльга, пожелала принять крещение, я не могу дать простого ответа.
Христиане говорят: она освящена была Божией благодатью.
Может, они и правы.
Я лишь знаю, почему у нее возникло желание отказаться от старых богов, точнее – от той, прежней себя, которая выросла в их сени. Судьба насильственно разорвала наши связи в Навью наших чуров и вынудила искать иное прибежище.
А потом она стала княгиней Русской земли.
Это заставило ее еще на много лет отложить помыслы о крещении: ведь христианин не может править в языческой стране, не может быть мостом между своим народом и богами, которых сам отринул.
А привести за собой к Богу целый народ, как пастух приводит стадо…
Это непростая задача, и не всякий князь-мужчина мог справиться с ней. Даже тот древний волот, что был величиной с гору, надорвался и умер, когда попытался мигом и в одиночку перевернуть землю.
В трудности подобной задачи Эльга тоже смогла убедиться довольно рано.
Но когда Эльга стала княгиней Руси, она пришла вновь к мысли о крещении, только иными путями.
Даже желая порвать с верой предков, она не могла этого сделать, не сыскав сперва себе замену – другую женщину, которая будет шить сорочки для богов Русской земли, возглавит священное коло и будет трижды поднимать к небу жертвенные чаши.
Это было условие, без которого Эльге не дозволялось вступить на избранный путь.
Она не была бы так умна, если бы пренебрегла этим условием. Она его выполнила и была в этом права.
Правоту ее подтвердило будущее, которого она уже не увидела.
Моя сестра, княгиня Эльга, воистину была мудра и прозорлива до ясновидения, как истинная наследница того, кто в памяти людей остался под прозвищем Вещий.
Послесловие
Февраль – март 2015, Санкт-Петербург
…Уехала в другой город, там вышла замуж. Родила сына.
Через пару лет муж… куда-то делся, осталась одна с ребенком, растила, убивалась на работе. Сын вырос, вроде женился, потом еще бабу нашел, в общем, трое детей у него было, но с женой не заладилось, внуков матери подкинул, а сам все по командировкам мотался.
Она внуков и тянула – до самой смерти. А как ее не стало, в семье вообще все наперекосяк пошло…
Типичная история современного общества – неполные семьи, недосмотренные дети, женское одиночество и вынужденная самостоятельность.
Это пришло мне в голову, когда я в очередной раз задумалась над личной судьбой княгини Ольги…
В послесловии я не буду объяснять, почему из всех возможных исторических версий я выбрала те, которые выбрала.
Скажу лишь о выборе героини.
Я даже сама не сразу поняла, почему в замысле этого романа место центрального персонажа заняла не сама будущая княгиня Ольга, а ее гипотетическая сестра. Видимо, потому что уж больно «атомизированной» выглядит жизнь знаменитой княгини. Такое впечатление, что она жила по схеме «он+она+ребенок», как это бывает с современными женщинами.
Мне захотелось заполнить человеческую пустоту вокруг нее. И для этого были основания, документально вполне обоснованные. Они таковы:
1. В рассказе Константина Багрянородного о приеме Ольги в Константинополе упоминаются некие приехавшие с ней «архонтиссы», то есть правительницы, родственницы княгини, числом не то шесть, не то шестнадцать.
2. При археологических исследованиях Пскова в 2003 году было найдено погребение знатной женщины скандинавского происхождения, жившей в X веке. Среди прочих предметов она взяла с собой в могилу несколько серебряных монет – милиарисиев. Такие император Константин дарил архонтиссам, сопровождавшим Ольгу на приеме. Из этого исследователями делается вывод, что погребенная «варяжская гостья», как ее называют, могла входить в число Ольгиной свиты в той знаменательной поездке.
3. В списке послов, заключивших договор между русью и Византией в 944 году, есть некий «Мутор Утин». На этот счет имеются разные версии: не то второе имя принадлежит важному лицу, которое представлял посол, не то это отчество самого посла. Также по-разному можно трактовать слово «Утин»: как притяжательное от мужского имени Отта/Одд или от женского Ута/Ауд. Нельзя уверенно утверждать, что это женщина, но в том же списке есть еще три женщины, отправившие послов: княгиня Ольга, некая Предслава и некая Сфандра, жена Улеба. Есть древнегерманское женское имя Ута (Ауд, Ода), широко распространенное во всех странах германских языков. Поэтому знатная женщина по имени Ута, находящаяся в окружении княжеской семьи, как версия все же имеет право на существование. Особенно версия художественная.
Скажу еще об одном малоизвестном персонаже – Олеге Моровлянине. В исторической литературе он известен как Олег Моравский и считается лицом скорее легендарным, имеющим массу «родственных связей» с другими литературными героями, от Олава Святого до Ильи Муромца, нежели исторически достоверным. Сведения о нем содержатся только в чешских источниках XVII века. Его называют последним князем Моравии, правившим там с 940-го по 949 год, и братом княгини Ольги. К нему возводится родословная моравского рода Жеротинов. Олега Моравского можно было бы счесть лишь плодом генеалогических фантазий; однако если его и не было, то его имело смысл выдумать не только в интересах чешской аристократии. Если даже образ выдуман, он просто чудо как хорошо укладывается в схему киевско-моравских связей, которые вовсе не выдумка. Исследователями проведен подробный разбор источников на его счет, но я могу добавить одно собственное соображение.
