Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Многое, очень многое исходило от самого Сталина. Обычно это начиналось со слов «Вот тут товарищи предлагают…». И дальше шло изложение сути дела…»
Из свидетельств, подобных вышеприведенному, можно составить отдельную книгу. Приведу еще одно — тоже головановское:
«Я видел Сталина и общался с ним не один день и не один год и должен сказать, что все в его поведении было естественно. Иной раз я спорил с ним (это — по Рыбасу — с диктатором-то. — С.К.), доказывая свое, а спустя некоторое время, пусть через год, через два, убеждался: да, он тогда был прав, а не я. Сталин давал мне возможность самому убедиться в ошибочности моих заключений, и я бы сказал, что такой метод педагогики был весьма эффективен».
Из засвидетельствованного маршалом Головановым можно понять, что действительно огромная власть Сталина основывалась не на его диктате, а на его авторитете!
А авторитет Сталина оказался результатом постепенного осознания партией, народом и соратниками Сталина того факта, что только Сталин всегда практически безошибочно видит верные пути решения массы самых разнообразных вопросов исторического бытия России во всех его аспектах.
Был постепенно осознан всеми также иной факт: если товарищ Сталин и ошибется, то он, как никто другой, умеет свою ошибку признать и на ошибках — своих и чужих — учиться.
В итоге власть Сталина была не авторитарной, а авторитетной.
Голованов — обращусь к его воспоминаниям еще раз — описал очень колоритный и убедительный случай из времен войны:
«Как-то я сгоряча сказал ему:
Что вы от меня хотите? Я простой летчик.
А я простой бакинский пропагандист, — ответил он. И добавил: — Это вы только со мной можете так разговаривать, Больше вы ни с кем так не поговорите.
Тогда я не обратил внимания на это добавление к реплике и оценил ее по достоинству гораздо позже».
Да уж…
Со Сталиным у Голованова после войны случалось всякое, но после окончания в 1952 году Академии Генерального штаба у 48-летнего маршала впереди могли быть новые взлеты. А вот якобы не диктатору Хрущеву сотрудники Сталина не требовались, и осенью 1953 года Голованова отправили в отставку — в 49 лет!
В семье — жена-красавица и пятеро детей…
Жил сталинский маршал тем, что сажал полгектара картошки, жена доила корову…
Такой вот хрущевский получался якобы антидиктат.
Сталина Голованов по-солдатски прямо и верно чтил до конца жизни.
Хрущева презирал.
Но Хрущева диктатором не считают, его называют всего лишь «волюнтаристом».
Ну что тут скажешь!
ИМЕЛ ли Сталин недостатки, ошибался ли он?
Безусловно, имел и ошибался, иначе он был бы не человеком, а киборгом.
Но величие Сталина как человека, политика, государственного и общественного деятеля мирового масштаба было не в том, что он был непогрешим (он им, повторяю, не был), а в том, что он имел мужество признавать ошибки публично и до последних дней жизни — даже тогда, когда был на вершине славы и почитания.
Удивившимся такому заявлению я все чуть позже поясню. Пока же скажу, что Сталин не только сам обладал умением признавать ошибки, но и высоко ценил такое умение. В своей краткой речи на собрании в Московском комитете РКП (б) по поводу 50-летия со дня рождения Ленина он говорил:
«После произнесенных речей и воспоминаний мне остается мало что сказать. Я хотел бы только отметить одну черту, о которой никто еще не говорил, это — скромность товарища Ленина и его мужество признавать свои ошибки…»
Далее Сталин рассказал, как Ленин, «этот великан, дважды признался в промахах, допущенных им».
Вне сомнений, Сталин говорил тогда не для красного юбилейного словца, а по существу. Он действительно чувствовал себя учеником Ленина, был учеником Ленина и многому научился у Ленина — в том числе и в отношении признания ошибок.
Собственно, Сталин, вне сомнений, учел содержащуюся в последней части «Письма к съезду» ленинскую критику об отношении к товарищам, Сталин и до этого-то не был с ними груб — Ленин здесь в немалой мере поддался на антисталинские провокации. Но в чем-то Ленин был и прав — растущая популярность в партии и стране могла Сталина испортить, и он взял за правило быть в поведении на людях подчеркнуто скромным и сдержанным.
Думаю, после ленинской критики Сталин всю оставшуюся жизнь помнил о ней и ею внутренне одергивал себя.
А относительно признания ошибок?
Ну, во-первых, Сталин, как никто другой в партии, раз за разом и год за годом говорил о значении критики и самокритики — я об этом уже писал в своих прошлых книгах и цитировал соответствующие места из его речей и статей.
Во-вторых же, Сталин постоянно признавал свои ошибки — публично, перед всей страной и всем миром!
Вдумаемся вот во что…
Уже с 20-х годов, а особенно с 30-х годов, Сталин во всех своих публичных речах, в интервью и беседах постоянно напирал на то, в чем «мы» ошибались, в чем «мы» недоработали и в чем «мы» промахнулись.
Но это говорил Генеральный секретарь ЦК, вождь, который в первую голову был ответственен за все — не только верное, положительное, но и за все ошибочное, отрицательное, что происходило и совершалось в стране! Поэтому публичное сталинское «мы» всегда было равнозначно «я» — когда речь шла об ошибках…
Лишь когда Сталин говорил о достижениях, его «мы» относилось ко всем. Это было не «мы, государь и самодержец всея Руси…» императора Николая II.
Вот 1925 год, политический отчет ЦК XIV съезду ВКП (б):
«…мы… должны руководить хозяйством в плановом порядке так, чтобы просчетов было меньше, чтобы наше руководство хозяйством было архипрозорливым, архипредусмотрительным, архибезошибочным. Но так как, товарищи, мы, к сожалению, не отличаемся ни особой предусмотрительностью, ни особыми способностями безошибочного руководства хозяйством, так как мы всего только учимся строить, то у нас ошибки бывают и будут впредь…»
А вот 1934 год…
В № 17 журнала «Большевик» публикуется запись беседы Сталина с английским писателем Гербертом Уэллсом, написавшим в 1920 году книгу «Россия во мгле», где назвал Ленина «кремлевским мечтателем».
Под конец беседы Уэллс говорит: «Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное, контраст по сравнению с 1920 годом поразительный».
Сталин бросает в ответ: «Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее».
И это — не кокетство, а ответ человека, сознающего свою силу и именно в силу этого способного видеть свои слабости.
Подобных цитат можно привести не один десяток, если не сотню, И каждый раз, когда Сталин говорил об ошибках страны, об ошибках руководства, он не мог не понимать, что он тем самым говорит и о своих собственных ошибках, поскольку высшую власть олицетворял он.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
