— Отставить базар! Молчать! Молчать, сказал! Молча-а-ать!..
Солдаты замолкли, недоуменно на него глядя — что за командир еще на их голову?
Откуда-то вынырнул Шукуров.
— С кем воюешь? — насмешливо спросил он, кивая на пистолет.
— Да вон, — сказал Плетнев. — Все тайны растрепали твои «мусульмане».
— Эти, что ли?
Шукуров наклонился и взял булыжник.
И пока тот летел в сторону БТРа, успел крикнуть:
— По местам! Люки закрыть!
Булыган с грохотом ударился о броню, а запаниковавшие солдаты уже теснились, ныряя друг за другом в люки.
— И все проблемы, — сказал Шукуров, приветливо смеясь. — По-другому они не понимают.
* * *
Минут через десять колонна снова тронулась и скоро уже длинной ревущей змеей петляла по улицам города. Плетнев заметил, что на одном из поворотов от нее отделилась рота десантных машин БМД и пропала в каком-то переулке. Сами они зачем-то свернули и двинулись к крепости Бала-Хисар, хотя нужно было ехать в противоположную сторону. Около крепости от колонны снова откололось несколько единиц бронетехники…
Уже отсюда взяли верное направление и скоро выбрались на проспект Дар-уль-Аман. Плетнев с легким волнением узнавал знакомые места. Миновали министерство обороны и Государственный музей… а вот проехали молчаливое и темное в этот ранний час Советское посольство!.. Должно быть, спят еще, — подумал он, вдыхая пыльный, казавшийся чуть сладким воздух Кабула. — Кузнецов спит… Вера спит!.. Спят, не знают, что он мимо них проезжает!..
Колонна уже двигалась по прямой асфальтированной дороге, ведшей к дворцу.
Впереди, на горке, виднелись двухэтажные здания из красного кирпича — заброшенные, нежилые… Это были недостроенные гвардейские казармы, в которых предстояло разместиться.
Подъехали, выбрались из машин — и уже через несколько минут казармы ожили.
Солдаты сгружали с грузовиков разобранные двухъярусные койки и матрасы, вереницей таскали их в здание.
В отведенной группе большой квадратной комнате с пустыми проемами окон и нештукатуренными стенами полы были разбиты и усыпаны обломками кирпича.
Нещадно грохоча железом, Аникин и Епишев собирали солдатские кровати возле окон, где было посветлее. Остальные подносили новые комплекты.
— Ну и сарай, — сказал Плетнев, озираясь.
— Почему сарай? Вот, смотри, из отеля «Хилтон» прислали, — возразил Зубов, с лязганьем и громом ставя у стены новую порцию разобранных кроватей. — Пусть, говорят, люди хоть поспят по-человечески. Ведь не звери же они, говорят, не животные! Не коровы!
— Спасибо им большое, — отозвался Аникин. — Душевный все-таки народ.
Зубов оживился.
— И не говори! Говорят, будем хорошо себя вести, нам еще и по матрасу выдадут!
— Да уж лучше бы в коровник, — заметил Плетнев. — Там теплее…
— Во-во! — обрадовался Зубов. — Погреться бы! С телками-то!
Епишев со звоном вытряс из стопы кроватных деталей квадратную дужку и подмигнул.
— Ничего, скоро тебя Ромашов чем-нибудь погреет!..
Потом сгружали боеприпасы, складировали у дверей патронные ящики. Потом Астафьев и Берлин съездили куда-то на БТРе, а вернулись с тюками афганского обмундирования.
Астафьев распаковал один и стал вынимать и раздавать комплекты:
— Приступить к маскараду!
— О! — воскликнул Зубов, подходя. — Это дело я люблю! Раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков!
Он скинул собственную куртку, выбрал афганский китель пошире и начал надевать. При попытке сунуть вторую руку в рукав китель расползся по швам. Зубов растерялся.
— Ну как? — спросил он, глупо улыбаясь.
Все захохотали.
— Да ладно вам, — сказал Аникин, критически его оглядывая. — Нормально, чего вы… Веник к бороде привесить — чистый Дед Мороз!
Тут еще Большаков появился. Кинул на штабель патронных ящиков пару матрасов и тоже стал удивленно рассматривать Зубова.
— Гнилые шмотки-то, — озадаченно сказал Зубов, сиротским жестом протягивая ему руки. — И короткие.
Большаков хмыкнул.
— Да уж… Ну, ничего. Тебе в них недолго воевать. Иголки-нитки есть? Кстати, — обратился он ко всем. — Дополнительные карманы на штаны всем нашить. Ясно?
И похлопал себя по бедрам, показывая, где именно следует нашить дополнительные карманы.
Офицеры проводили его взглядами.
— Патроны насыпать, — понимающе сказал Епишев. — А, ничего! И нитки найдем, и иголки. Одежку подштопаем. Окна завесим, буржуйку раскочегарим — такая житуха начнется, у-у-у-у-у!
* * *
Большие окна веранды смотрели в голый, облетевший сад. Черные ветви деревьев под редкими клочьями снега на них выглядели еще более жалкими.
Зато на самой веранде, к холодам как следует утепленной, в больших полубочонках зеленели фикусы, форзиции, широкопалые пальмы, и, если прижмуриться, можно было вообразить, что этот зимний сад не ограничен стеклянными стенами, а простирается дальше, дальше…
Посол США в Афганистане Роджер Тэйт и его частый гость, резидент ЦРУ в Кабуле Джеймс Хадсон расположились за низким кофейным столиком. Чашки уже опустели. Джеймс неспешно курил, стряхивая сигаретный пепел в хрустальную пепельницу.
— На южных границах Советского Союза уже несколько месяцев отмечается повышенная активность. В последнее время стало окончательно понятно, что готовится переброска в Афганистан крупной армейской группировки. И очень скоро.
Роджер Тэйт задумчиво кивнул. Помолчав, спросил:
— Скажите, Джеймс, а вы уверены, что подразделение, передислоцированное из Баграма в Кабул для усиления охраны резиденции Амина, — это советский батальон?
— Совершенно уверен, сэр. Просто военнослужащие переодеты в афганскую форму. Как говорится, хитрость сумасшедшего.
Джеймс загасил окурок, а посол усмехнулся.
Потом вздохнул.
— Да, интересный расклад. Выходит, они простили Амина?
— Выходит так, сэр, — ответил Джеймс, пожимая плечами.
— В таком случае дело может повернуться самым неожиданным образом.
Джеймс вертел в пальцах зажигалку, ожидая продолжения.
Посол рассеянно смотрел в окно.
Хмурое зимнее небо Кабула струило сиреневый сумеречный свет.
— Хафизулла Амин — очень энергичный политик. Очень. Я не могу исключить, что, если Советы окажут ему серьезную военную и политическую помощь, его режиму очень скоро удастся укрепиться по всей стране.
— Согласен, — кивнул Джеймс.
