рассчитываешь одну. Без любви монстром обернешься, и самое ценное сгубишь, себя потеряв. И в тоже время, только любовь такого монстра и может остановить и спасти. Вот, пожалуй, и все. Но в следующую нашу встречу, найду больше слов. Теперь я уж кое-что смекнул, и дальше буду учиться сей не хитрой науке. Любить. Ну и силушку тоже свою не забуду. Только уж найду ей должное применение. Вот зверюг таких, как та, что летит сюда изводить со свету. До встречи, друг.
Богатырь взмахнул своими белыми крыльями и полетел на помощь ворону.
— Говорить он не умеет, — усмехнулся демон, — А все что требуется сказал. Да и после бабушки не прибавить, не убавить. И только важное самое осталось, благодарность озвучить и этим устам. Спасибо друг, за ту доброту, что всегда даришь окружающим, вне зависимости от их облика и той боли, которую они испытывают. Даже в кривом и неказистом способен ты углядеть красоту. И верой своей поддержать, тех кто свою растерял в заблуждении. Видишь ты истинную силу там, где другие слабость только. И различаешь за показным могуществом увечность и уродство. Но не отталкиваешь, а принимаешь их. Не забывай об этом. Хотя и в этом ты. Не забудешь. До встречи. И помни, что у тебя теперь на два брата больше.
Демон взмыл вверх, для этого ему крылья были не нужны.
Анчутка помахал лапкой всем троим и попрощался с легкой грустью:
— До встречи, — а потом немедля сказал оставшимся, — Дедуль, если остались у тебя еще грибочки и травки, то время самое ими подкрепиться. А после я отправлюсь к Эль. Защищайте меня от ее атак после того, как воин уйдет. И не дайте ей последовать за ним, если она решит не тратить на меня свое время.
— А как же, есть у меня все, — Маслай стал доставать из своей сумки грибочки и раздавать их всем, — Пополнил я свои запасы, прежде чем свой дом покинули мы.
Когда все приготовления были завершены, Анчутка держа горшок в своих лапках, направился к сражающимся Эль и воину. Чуть позади держались остальные, готовясь к предстоящей схватке.
— Бродяга, дальше мы сами. А ты, пожалуйста, помоги братьям и ворону.
Воин кивнул призрачной головой. Благодаря тому, что он был призраком, мог двигаться с невероятной скоростью, и потому он буквально исчез. И вновь возник уже на спине чудовищного дракона, прежде чем его даже ворон достиг.
Эль на мгновение растерялась, потеряв своего злейшего врага. Когда она поняла, как далеко от нее он вдруг оказался, ее захлестнул невероятный гнев. Мало того, что она не могла ему причинить никаких страданий, прикладывая все свои силы, она даже его защиту не смогла пробить. А он даже и не пытался ее атаковать. У нее не было сил, чтобы исполнить сжигающее ее желание мести.
— Эль, пожалуйста, послушай меня.
— Ты. Опять. Я уже сказала. Убирайся прочь. Или убью. Последнее предупреждение.
— Ты правда сможешь причинить мне боль? Сможешь меня не только ранить, но и убить?
— Да. Ты ложь. Ты этого тоже заслуживаешь. И твоя смерть. Это боль старухи.
— Но если бабушка испытает боль, то получается, что ее чувство ко мне искренне, она любит меня. И тебя получается не обманывала, и любила.
— Лживый. Ты не обманешь меня. Не снова. Я больше не обманусь. Не позволю родиться. Новой боли.
— Ты уже обманулась. Ты уже во лжи.
— Ты не отступишь?
— Нет, я не оставлю тебя. Не оставлю во лжи, не оставлю без любви.
— Опять ложь. Умри с ней.
Эль сделала попытку атаковать бесенка. Но несколько молний ее тут же были отклонены ветром Варвары, дымом из трубки Маслая, который закашлялся с непривычки, забыв, что он не старик, а ребенок теперь. Парочку сбила вступившая в бой Снежинка, пробудив в себе силу, способную повелевать льдом. Даже кони Лель, поучаствовали. С их грив сорвались цветки, которые приняли на себя часть атаки эльфийки.
— Вспомни Эль. Вспомни тех, ради кого ты сейчас творишь все это. Разве твои близкие рады были бы увидеть тебя такой? Желали бы чтобы ты, поддавшись тьме, отвернулась от них, порождённых светом?
— Их нет. Никого нет. От них только боль. Только боль осталась.
Анчутка достал артефакт, подаренный ему Владыками. Тонкие паучьи нити от него, создали вокруг бесенка защиту, которую не могли пробить молнии эльфийки.
— Но, если ничего не осталось кроме боли, что ее порождает?
— Боль порождает боль.
— Но зачем? Ради чего?
— Она не может иначе. Не за чем. Просто только боль.
Гнев от того, что она даже с бесенком и его не особо сильными союзниками справиться не может, стремительно рос, изменяя внешность Эль все сильнее. Ее кожа уже стала красно-черной, покрылась трещинами, затвердела, как у покойника. Глаза две жутких впадины, а рот с клыками больше напоминал жуткую пасть. Руки до локтя, и стопы ног обратились осиными жалами, с коих непрерывно срывались молнии. Тело все больше становилось насекомоподобным.
— Это не боль. Нет. Боль нам помогает. Боль нам нужна для иного. Это как раз ложь. И я докажу тебе.
— Не запутаешь. Не обманешь. Боль есть боль. Я есть боль.
Анчутка оказался в непосредственной близи от Эль. У той стремительно набухал живот, вытягивался вперед, из него показалось самое большое жало. Бесенок убрал нити впереди себя, использовав их для того, чтобы друзья не смогли ему помочь. Оградив уже себя и эльфийку, но оказавшийся беззащитным перед ней. И тогда ее жало, торчащее из вытянутого живота, пронзило его насквозь.
Из края рта Анчутки потекла кровь.
— Вот видишь, мне совсем не больно.
Бесенок не в силах дотянуться до лица Эль, просто склонил голову, обнял ее живот, и нежно поцеловал, оставляя на нем след кровавых губ. Эльфийка зло взревела и выкрикнула:
— Умри, умри! Умри, ложь! Боль! Только боль! Умри! Умри! Боль!
