– Как же ты рискнул выступить против меня? – поинтересовался Джончег с удивлением. – Ты! Старик!
– У нас героем может быть любой. Даже кабинетный работник.
С кошачьей мягкостью бойцы двинулись в обход друг друга. Глядя на них, Велька забыл, что не крионож в руках асура, не гравискалка, но обычная шумовка. Умение асуров любую, даже самую обыденную вещь превращать в оружие заслуживало легенд.
Человеку этого не дано.
Ибо воистину.
– Частенько ты становился у меня на пути… Хей!
Сталь выжгла в Велькиных глазах огненную дорожку. Удара он не видел, но де Толль схватился за бок.
– Это тебе Майя на вокзале…
Асур перекинул шумовку в левую нижнюю руку. Морщась от боли, инспектор контратаковал, но потерял контроль над планарником. Лезвие исчезло.
– Это, – шумовка зацепила подбородок, оставив красную борозду, – генерал в Кларовых Варах.
Удары сыпались один за одним:
– Самка-головастик с мольбертом! Губернатор! Черная метка! Слежка! Сигареты «Друг»!
– Позвольте… Какие сигареты?..
Вместо ответа асур прыгнул, вскидывая шумовку над головой:
– То-о-о-о!
Змеиным языком плеснул планарник. Де Толль ушел в сторону, нога Джончега подвернулась, и шумовка бессильно загремела по плиткам пола.
Секунду повар стоял, по-крабьи раскинув лапы. На груди и бедре его расплывалась темная влажная полоса. Затем колени асура подогнулись, и он рухнул на пол.
«За что?!» – бился в его глазах немой вопрос.
– За антисанитарию, – объяснил де Толль. – На кухне тараканы, ножи грязные. – Он поднял один из клинков, брошенных в начале боя, и брезгливо поморщился. – А также за пропаганду азартных игр, за сокрытие налогов, за бездушие и цинизм! Запомни, гигант: кто с шумовкой к нам придет – от нее и погибнет.
Он достал батистовый платок и, став на колено, обтер лезвие планарника. Проделано это было с грациозностью танцора фламенко. Тончайшая ткань при этом осталась совершенно целой.
– Владислав Борисович! – с тревогой воскликнул Велька. – У нас минус две минуты!
– Сейчас идем, мой друг. – Он повернулся к асуру: – Джончег, у тебя есть шанс остаться в живых. Скажи, где вы прячете кабину гравилуча?
– Ты думаешь, я отвечу тебе, человек? Я презираю тебя!
– Сильва, сейчас у тебя нет одной ноги. Это не страшно: заменишь ее протезом и будешь скакать на деревяшке, возясь у плиты на каком-нибудь занюханном пиратском бриге. Однако если ты лишишься двух рук, презирать станут тебя.
– Жаба с вами, люди. – Асур бессильно уронил голову. – Кабина в торте.
Близилось время финальной битвы. Двумя взмахами планарника де Толль снес ломоть торта, открывая крышку гравикабины.
– Останешься здесь, мой друг, – обернулся он к мальчишке. – Следи, чтобы асуры не ударили в спину.
– Ну да! – возмутился тот. – Как интересное, так все вам! А я, между прочим…
– Спорить с подружкой будешь, – сухо отозвался Владислав Борисович. – У кафешки на бульваре. Пойми, дружок, это не шутки: Джончег был опасен, а ведь он только гигант крови. Что же говорить о титаниде Утан?
– У меня есть пистолет!
– Не у тебя, у твоего кресильона. А ты о нем почти ничего не знаешь.
– Он мой друг!
– Хотелось бы верить. Слушай, парень: если не вернусь через десять минут, отправляйся следом. Но не раньше, слышишь? И держи ухо востро!
С этими словами де Толль шагнул в кабину.
Впервые за десятилетия унылой чиновничьей жизни он чувствовал себя живым. Старинная мелодия, звучавшая последние дни отрывочными нотами, намеками, полуфразами, полунамеками, вдруг развернулась, обросла словами:
Мой дедушка, старый, но добрый старик,
Мечтал, что я стану большим скрипачом.
И даже в далеком Милане
Я буду играть на концерте.
А внук его глупый закатывал крик,
Ведь он не хотел быть большим скрипачом.
Он плавать мечтал в океане
На старом пиратском корвете.[40]
Когда?..
Когда он упустил свой шанс?
Отказавшись ехать с наставником на Шаолинь-1?
Вернув билеты на Хаджаллах (хотя мог настоять и отправиться советником в мятежный мир)?
Открестившись от рискованного назначения послом на Версаль?
Компромиссы, полумеры, соглашения…
А ведь было время, когда подобно Вельке он мог сорваться за тенью приключения. Очертя голову броситься на помощь незнакомой девчонке, влезть в мальчишечью драку, отправиться в погоню за титанидой асуров. И что такое лайнер на Беренику в сравнении с возможностью самому менять свою судьбу?
Среди акул и альбатросов
Мечтал стоять он на борту
Слегка подвыпившим матросом
С огромной трубкою во рту.
Ничего не вернешь… Все ошибки, раскаяния, малодушия, тревоги – все в прошлом. Сейчас же есть лишь ускользающий клинок планарника в ладони, и в воздухе – едва ощутимый аромат горного молочая.
Де Толль нажал кнопку запуска.
Пол ухнул из-под ног. Накатила тошнота, раздавливая плечи, выжимая слезы из глаз. Как всегда при гравипереходах, на Владислава Борисовича накатил безотчетный страх. Этот страх помнит любой, кому приходилось напиваться на вечеринках до беспамятства, когда тело немеет, в голове шум и понимаешь, что на ближайшие часы это состояние – твой верный и надежный спутник.
Наконец мучения закончились. Кабина глухо клацнула, и дверца поехала в сторону.
Инспектор огляделся. Вот они, Скалища. Стены из быстроразрушающейся парусины, одной нет – вместо нее поросшая колючками скала. Чуть дальше – очерченный светом прямоугольник выхода. Инспектор попытался вызвать планарник. С третьей попытки это удалось.
Вот и хорошо.
Двумя быстрыми ударами развалив стену, де Толль выкатился в дыру. Там он вскочил на ноги и…
В грудь ему уставилось дуло автомата.
– Ст-ять, гнида, – сиплым голосом предупредил кто-то. – Дернешься – убью!
Так быстро инспектор не двигался даже в юности. Позвонки хрустнули, словно картофельные чипсы. Де Толль наугад рубанул мечом по автоматчику, затем за спину, и тут руки со щелчком прилипли друг к другу – сиплый успел набросить на запястья кандалы-неразлучники.
– С планарником, ты см-три! – прохрипел все тот же голос. – Ах, с-сука!
