class="v">Ещё замкнутые,
Но уже в небо нацелены:
– Всё моё!
Всё моё!
Ах, как красиво умирают листья!
Словно раскрытые восковые ладони
Того,
Кто уходит в мир иной:
– Глядите,
Мы ничего не взяли с собой,
Ничего.
1963
НАТЮРМОРТ
На скатерти —
Узкий бокал.
Держась за соломинку,
Усталый художник
Дремал.
Всё распадалось
На круги,
На квадраты
И числа,
И во всём этом
Не было смысла.
И полночь
Пришла…
Официантка
Привычно сняла
Со стола
Узкий бокал
С тремя
Бордовыми вишенками
На дне —
Ненайденный
Натюрморт…
1964
ВТРОЁМ
Небо, море и я – трое буйных гуляк,
Мы горы сдвигали и чокались так,
Что гулом и грохотом полнилась тьма.
Мы гуляли – просто сойти с ума!
Мы пили, мы пели всю ночь напролёт.
Но надо платить. И нам подали счёт.
Небеса заплатили монетой зари,
И вынесло море свои янтари.
И мне говорят: – Что же ты? Плати. —
Но чем заплатить за «с ума сойти»?
Но чем заплатить за немного «с ума сойти»?
1964
ПОЗДНЯЯ ВЕСНА
К. Э. Циолковскому
В том старом доме опустелом
От печи до порога он ходил
И на стекле заиндевелом, белом
Магические формулы чертил.
К иным мирам летел мечтой заветной.
Вселенная была не холодна…
Лес фантастический, инопланетный —
В узорах запушённого окна…
Да, старожилы помнят зиму ту.
В апреле снег ещё лежал в округе.
Ведь было жаль весне стирать мечту
На окнах дома старого в Калуге.
1964
ДАЛЁКОЕ
Поэту Моисею Тейфу к его юбилею
На деревья, на деревни – снег, снег, снег…
А поэт лежит на нарах – эх, эх, эх…
Строки путаются, сроки – ай-яй-яй!
А у проволоки – собачий лай, лай, лай.
Но к больному наклонилась, светится в тумане
Совесть русского народа – пушкинская няня.
На него, на иудея, крест кладёт душа простая,
Шепчет: «Спи, поэт, покуда твой бушлат я залатаю.
Скоро, скоро солнце встанет, запоёт петух,
Снежный веять перестанет пух, пух, пух…»
Что ты, Мойшеле, вздыхаешь, отчего молчишь ты?
Посмотри, бокал сверкает, весь кристально чистый.
Мне поднять его сегодня за столом позволь
За твою живую веру и святую боль.
1964
В ЯСНОПОЛЯНСКОМ ПАРКЕ
На что ни взглянешь
В этом старом парке,
Всё – он.
Ель – как нечёсаная борода,
А ветви ивы над прудом
Точь-в-точь как брови
Над бездонными глазами.
В торжественном безмолвии
Кругом
Идут
Столетние дубы,
Легко ступая по тропинкам
Корнями,
Босоногие, как он.
1964
В НАРОДЕ ГОВОРЯТ
Народ недаром
Создал пословицу,
Что старый
Снова ребёнком становится.
Народ говорит,
Значит, так и случится.
Мне в этом сегодня
Пришлось убедиться.
Скажу по секрету вам,
Честное слово,
Сегодня меня
Восхитила корова,
Глаза её – сливы,
Что кротко моргали,
И пятнышко белое
Между рогами,
А сами рога её —
Вилы кривые,
Как будто корову
Я вижу впервые.
Жил-поживал,
Поседел постепенно.
И вдруг я увидел,
Что лошадь ест сено,
Что птица поёт
И что лает собака.
Как это странно
Бывает, однако.
1964
ПТИЧКИ И МИЛОСТИВЫЙ ГОСУДАРЬ
(Прошенье, найденное в сундуке моего деда)
Милостивый государь,
Обратите ваше высокое внимание
На слёзное прошение
По поводу нижеуказанных птичек.
Милостивый государь,
Птички в клювиках глину носили,
Чтобы гнёзда слепить.
А теперь за эти комочки несчастной глины,
Из которых бездомные птички
Слепили себе жилища,
Их хотят заковать в кандалы
И сослать в ледяную Сибирь.
Милостивый наш государь,
Просим вас соизволить
Высочайше представить,
Как вороны и вороны с саблями наготове
Гонят птичек, закованных в цепи,
По этапу в Сибирь!
И только за то, что бездомные птички
Брали глину из ямы
Его сиятельства графа Потоцкого.
Милостивый государь,
А теперь соизвольте представить,
Что все эти птички – евреи.
В чём же мы, птички-евреи,
Провинились перед его высокоблагородием
Господином околоточным надзирателем?
Мы же не знали,
Что эта злосчастная яма
(Чтоб её разразило громом!) —
Яма графа Потоцкого.
Государь наш милостивейший!
Мы будем рыть ночью и днём.
Мы выроем всем местечком
Другую глубокую яму
Графу Потоцкому,
Его сиятельству.
Нас же, бедных евреев-птичек,
Помилуйте, бога ради,
Всемилостивейший государь!
1965
ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ КИТОВ
Как ни странно, но сегодня утром,
Когда я ещё лежал в постели,
Ко мне постучали.
Я открыл дверь —
Вошёл Земной шар.
– Доброе утро! —
Сказал он. —
Простите за беспокойство,
Но я вынужден вам заявить,
Что вы мой большой должник
И злостный неплательщик.
Вы до сих пор не внесли
Квартирную плату
За шестьдесят осеней,
За шестьдесят зим,
За шестьдесят вёсен,
За шестьдесят прожитых лет.
Даже Океан,
Всем известный
Неуравновешенный Океан,
Давным-давно внёс
Квартирную плату —
Девяносто девять с половиной
