предыдущее стихотворение): «Все истлеет. Порвется крепчайшая нить, ляжет пыль надо всем и над всеми…»
81
В письме А. Гингеру из Израиля (5.11.1948), который он посетил осенью 1948 г. (см. далее), Кнут выражает признаки нетерпения по поводу издания книги «Избранные стихи» (Гингер вычитывал и правил корректуру): «Горестно удивлен, что ты мне ничего не писал о книге. Что с нею? Начали ли ее печатать?
Ты мне окажешь необычайную услугу, взявшись серьезно за дело» (полностью письмо приведено в т.2).
82
См.: Яков Цигельман. Ibid., с. 57–59 (впервые напечатана в жур. «22» [Тель-Авив], 1978, № 2).
83
С просьбой «найти двух-трех подписчиков» на книгу Кнут обращается, например к Р. С. Чеквер (письмо от 22 апреля 1949 г.), см.: Ruth Rischin. Ibid., р. 393. Безусловно, не весь тираж был подписным, имелись и свободные экземпляры. Об их распространении Кнут сообщает в письме А. Гингеру, датированном 12 августа 1949 г. Известно несколько кнутовских дедикаций на «Избранных стихах»: «Ивану Алексеевичу Бунину с почтительной любовью от Довида Кнута. Париж, июнь, 49», «Вере Александровне Александровой с читательской благодарностью и искренним уважением. Довид Кнут. Париж, июнь, 49», «Поэтессе Лие Гольдберг с дружеским чувством. Дов. Кнут. Ноябрь, 49», «Абраму Леву — на добрую память от автора. Д. К. Тель-Авив, ноябрь, 51».
84
Косвенное подтверждение этого соображения можно увидеть в рецензии А. Бахраха на семерых поэтов, среди которых «Избранные стихи» Кнута воспринимаются как явление «нынешней», а не «бывшей» поэзии: «Оглядываясь на пройденный путь, Кнут переиздает то, о чем надлежит, по его мнению, напомнить, отбирает то, что может укрепить его славу. Для своего сборника он собрал плоды своей двадцатипятилетней работы, и хронологическая последовательность раскрывает не только этапы его развития, рост его мастерства, но и определяет его поэтическую физиономию и его положение в современной русской поэзии» (Александр Бахрах. Семеро в поисках своего «я». IN: Новоселье, 1950, № 42–44, с. 215). Об интересе Кнута к этой рецензии см. в его письме А.Гингеру от 6 октября 1950 г. (напечатано в т.2).
85
В одном из них, датированном 25 марта 1945 г., он в частности пишет: «По поводу Эрец: на днях туда идет пароход и увезет детей. Я мог бы, без особых затруднений, уехать с ними. По зрелом размышлении я решил остаться на месте: слишком велик риск, что в Эрец мне придется жить на общественную благотворительность — этого я не хочу. Как ты, вероятно, помнишь, я не знаю ни иврита, ни английского. Что будет делать в Палестине глухонемой писатель?»
86
Тель-Хай в переводе с иврита
‘холм жизни’ — поселение на севере Израиля, возникшее в 1905 г.; с 1918 г. выполняло функции форпоста, охранявшего прилегающие еврейские земли; в 1920 г. при его защите от арабов пали один из пионеров организации еврейской самообороны И. Трумпельдор и несколько его товарищей (Иосиф Владимирович Трумпельдор [1880–1920] — еврейский общественный деятель; служил в царской армии, участник обороны Порт-Артура, где потерял руку, награжден четырьмя Георгиями; после репатриации в Палестину создал Галлиполийский отряд из пятисот человек — основу Еврейского легиона). Сюжет героической защиты Тель-Хая лег в основу ряда художественных произведений, в частности оперы «Трумпельдор» (автор музыки и либретто Даниэль Лазарюс [1898–1964], французский композитор, первый муж Ариадны Скрябиной).
87
Францию Кнуты покинули не позднее 16 сентября: этим числом датирована открытка, отправленная А. Гингеру из Венеции (ее содержание приведено в т. 2).
88
По рассказу Лии, в 1948 г. здесь состоялся поэтический концерт Кнута (большинство населения кибуцца в те годы составляли выходцы из России). Вероятно, уже тогда они вели переговоры о возможности поселиться в нем после окончательного переезда в Израиль, см. письмо к Е. Киршнер от 24 ноября 1948 г.
89
См. письма Кнута за 1950 г.: Е. Киршнер от 22 мая и 18 июня и А. Гингеру от 6 октября, напечатанные в т. 2.
90
Через несколько лет, в своем прощальном слове Кнуту, их сосед по кварталу, израильский литератор М. Дворжецкий, вспоминал о тех днях: «На вечере писателей и поэтов — новых репатриантов, уцелевших в Катастрофе: узников гетто, концлагерей, участников подполья, партизан, — на вечере, состоявшемся в скромном помещении, расположенном в районе вновь прибывших Бицарон, я в последний раз слушал его, читающего свои стихи. Как он завидовал тогда тем, кто уже мог творить на иврите. И как он в то же время радовался, что слушали его русские стихи, — чужой цветок на родной земле.
Я виделся с ним каждый день. Дверь его дома располагалась против моей, его палисадник смотрел на мой. Он двигался почти невидимый и неслышимый. Ступал вкрадчиво-осторожно, будто этими шагами погружался в память о былом или в мысли о предстоящей жизни.
В Бицароне он слыл „садоводом“. Ежедневно, до позднего вечера, пропадал в своем палисадничке — кропотливо ухаживал за клумбами, поливал сухую землю, ставил изгородь и по-детски радовался всходам редьки или цветной капусты.
Цветущий участок Кнута великолепием красок призывал к подражанию и состязанию всех жителей писательского поселка, плоды садоводческого труда которых не привлекали взоров прохожих.
…Под вечер они <Кнут и Лия> выходили пройтись: он — в сандалиях, и она — тоже одетая крайне просто. И беседа — о театре, поэзии, спектаклях, рифмах.
Его взгляд бывал грустен, а улыбка — чуть ироничная и ободряющая. По всей видимости, он не питал иллюзий насчет восхождения своей литературной звезды в Израиле, но верил в успех Лии. По натуре это был гордец, свободный дух, яркий темперамент и трезвый ум мирно уживались в нем — человеке столь же пронзительно-печальном, как и его поэзия» (Гаарец, 1955, 25 марта).
91
Муж и жена Кригеры — старожилы Израиля, помогавшие Кнутам в первые месяцы их абсорбции.
92
Написано по-французски (перевод Р. Зерновой).
93
См. в воспоминаниях Н. Берберовой: «В Тель-Авиве, в созданном им Ноевом ковчеге, окруженный всеми этими отпрысками <выше мемуарист пишет о детях Кнута> и новой женой и, видимо, счастливый, он умер в 1955 году, пятидесяти пяти лет от роду» (Н. Берберова. Ibid., с. 319). Попутно внесем ясность в вопрос об «отпрысках»: из пятерых детей (трех Ариадниных, их общего сына и сына Кнута от первого брака)
