в 1903 г., т. е. в самом начале карьеры последнего. Долгое время он поддерживал «старца», принимал его у себя в Царицыне, гостил у него дома в селе Покровском. Илиодор пояснял, что только спустя несколько лет у него открылись глаза на подлинную сущность Распутина.
Илиодор, Гермоген и Митя заманили Распутина в одну из столичных церквей и потребовали, чтобы он поклялся никогда не переступать порога царского дворца. Распутин едва вырвался из их рук. Влияние «старца» возросло уже до такой степени, что по его жалобе был наказан епископ. Гермогена отрешили от участия в заседаниях Синода. Дворцовый комендант Дедюлин передал личное повеление императора выслать епископа из столицы, не останавливаясь перед применением силы. Этот приказ создал весьма щекотливую ситуацию. Подробности скандала проникли в широкую публику. В данном случае крайне правому епископу сочувствовали даже его политические противники, не говоря уже о верующих. В Департаменте полиции решили, что два жандармских офицера в штатском платье арестуют епископа. К облегчению генерала для поручений Герасимова, отвечавшего за эту операцию и всей душой сочувствовавшего епископу, Гермоген согласился не оказывать сопротивления.
Значительно труднее было смирить Илиодора. Иеромонах был заточен в монастырскую келью, но оттуда передал на волю письма императрицы, адресованные «старцу». По словам Распутина, эти письма были выкрадены иеромонахом еще во времена их дружбы. Императрица писала «старцу»: «Как томительно мне без тебя. Я только тогда душой отдыхаю, когда ты, учитель, сидишь около меня, а я целую твои руки и голову склоняю на твои блаженные плечи». Подобные фразы, порожденные исключительно религиозной экзальтацией, давали повод думать о близких отношениях Распутина с царской семьей. Тогдашний министр внутренних дел А.А. Макаров был взволнован тем, что фотокопии писем в сотнях экземпляров ходят по Петербургу. Через длинную цепочку посредников ему удалось раздобыть оригиналы и доложить о них Николаю II. Макаров рассказывал премьер-министру В.Н. Коковцову о реакции царя: «Государь побледнел, нервно вынул письма из конверта и, взглянувши на почерк императрицы, сказал: “Да, это не поддельное письмо”, а затем открыл ящик своего стола и резким, совершенно непривычным ему жестом швырнул туда конверт».
Для Распутина эта история кончилась недолгим отлучением от двора, а для министра — скорой отставкой. Что же касается Илиодора, то за неповиновение церковным властям он был лишен духовного сана. Вместе с десятком своих приверженцев Илиодор — Труфанов создал общину «Новая Галилея» и, по официальному сообщению, окончательно впал в ересь, отрицая основные догматы православия. Говорили, что он начал строить языческий храм Солнца.
Осознав бесполезность устных и письменных обличений, Илиодор изменил тактику. 29 июня 1914 г. одна из его «духовных дочерей», некая Хиония Гусева, подкараулила Распутина в селе Покровском и нанесла ему серьезную рану ножом. Покушение было тотчас же связано с Илиодором — Труфановым, и ему пришлось спешно скрыться за границей. В Норвегии он написал книгу «Святой черт», изобличавшую Распутина и его окружение.
После покушения на Распутина царь приказал министру внутренних дел Маклакову предотвратить повторение подобных нападений. 30 июня 1914 г. Маклаков распорядился, чтобы товарищ министра В.Ф. Джунковский установил за «старцем» постоянное наблюдение. Пожалуй, даже террористам не доводилось попадать в такое плотное кольцо наблюдения, какое было у Распутина. К нему приставили целый отряд «развитых и конспиративных» филеров. Была заагентурена прислуга в его квартире. Секретный агент был командирован на постоянное жительство в село Покровское.
Впоследствии должностные лица, причастные к наблюдению за Распутиным, утверждали, что им приходилось чуть ли не еженедельно менять опытных агентов — настолько сильным было гипнотическое воздействие «старца». Это очередная легенда. Состав филерского отряда был более или менее постоянным, а их поведение — самым обыкновенным. Сосед Распутина по лестничной площадке отмечал в своем дневнике: «В подъезде агенты играют все время в карты от безделья». Отношения Распутина с окружавшими его агентами можно было назвать патриархальными. В хорошем расположении духа «старец» зазывал дежуривших на лестнице филеров на кухню, в плохом — бранил и гнал прочь… Иногда Распутин вел с ними беседы на политические темы, например рассказывал, что в 1905 г. России собирались дать конституцию, «но было еще рано».
Филеры первыми встречали многочисленных посетителей Распутина и расспрашивали их о целях визита. Лица, общавшиеся со «старцем» в городе, получали филерские клички и подлежали выяснению. Каждый шаг Распутина, которого филеры называли Темный, был отражен в дневниках наружного наблюдения. На основе дневников составлялись списки знакомых Распутина, сводки наблюдений и справки.
Министр Маклаков предполагал, что филеры ограничатся охраной «старца», но товарищ министра преследовал другие цели. «Устанавливая за ним наблюдение, — показывал Джунковский, — я имел в виду добыть известные данные, которые позволили бы обвинить его в каких-нибудь незаконных проделках…» После десяти месяцев изучения филерских сообщений Джунковский наткнулся на сообщение о дебоше, который учинил Распутин в московском ресторане «Яр» 26 марта 1915 г. Начальник охранного отделения полковник А.П. Мартынов сообщил, что опьяневший Распутин бахвалился своим знакомством с царской четой, а потом его поведение приняло характер «какой-то половой психопатии». Мартынов также установил, что пьяная оргия была устроена неким Н.Н. Соедовым, который обещал Распутину долю в барышах за содействие в получении подряда на поставку нижнего белья в армию.
1 июня 1915 г., собрав все данные по этому делу, Джунковский доложил обо всем императору. Он подчеркнул, что Распутин угрожает как династии, так и интересам России. В заключение Джунковский попросил разрешить ему продолжить расследование. Николай II отвечал: «Я вам не только разрешаю, но я вас даже прошу сделать это». По мнению придворных, доклад Джунковского, талантливого администратора и представителя уважаемого русского дворянского рода, произвел на царя глубокое впечатление. Николай II впервые серьезно разгневался на «старца». Распутину было приказано немедленно удалиться на родину. С тех пор, как говорили, Распутин не мог спокойно слышать имени Джунковского.
Однако победа над распутинским кружком, как всегда, оказалась эфемерной. Поклонники «старца» дружно поднялись на его защиту. В Москву был отправлен приближенный императрицы флигель-адъютант В.Н. Саблин. На очевидцев скандала у «Яра» оказали давление, попеременно запугивая и взывая к чувству милосердия. Один из свидетелей объяснял полковнику П.П. Заварзину, почему были изменены первоначальные показания: «Да, знаете, с одной стороны, мы поняли, что Распутин действительно в силе, почему ссориться с ним не имеет никакого смысла, а с другой — выходило как-то некрасиво — пользоваться его гостеприимством и на него же доносить». В результате предвзятого расследования вырисовывалась совершенно иная картина. Получалось, что Распутин скромно поужинал со своими друзьями и чинно уехал из «Яра», а все разговоры о финансовых махинациях — измышления, интрига Джунковского.
Пока в столице старались обелить Распутина, он продолжал устраивать
