Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
Ученые тоже пытались поместить самого Мура в рамки существующей традиции. Аннализа Дилиддо заканчивает свое исследование творчества Мура – «Комиксы как перформанс, проза как скальпель», – поставив его в один ряд с Анджелой Картер (Дилиддо писала монографию по Картер), Йеном Синклером и Питером Акройдом, с почетным упоминанием Майкла Муркока и Кэти Экер – все они «работают на одной художественной территории, где главный фокус в конечном итоге – рефлексия на тему личности: отсюда возрождение традиции с помощью новых кодов и модальностей репрезентации; фокус на гендерных, этнических и классовых проблемах; рассмотрение концепции Другого и ее вклада в эволюцию Великобритании; а также изучение и переоценка английскости».
Список длинный, но у авторов в нем много схожих характеристик и литературных интересов. Что важнее, исследование их жизни и творчества позволяет нам триангулировать приблизительное направление, в котором двигается Мур.
В 2002 году Мур написал предисловие для издания одной из своих любимых книг – «Путешествия к Арктуру» Дэвида Линдсея (1876–1945), фантасмагорической аллегории о человеке, попавшем в другой мир. Мур «требует, чтобы Дэвида Линдсея считали не всего лишь нетипичным случаем, блестящим мэвериком, но человеком достойным и заслуживающим шаманской мантии; британского визионерского и апокалипсического наследия». И снова он пытается прочно поместить якобы автора-одиночку в рамках существующей традиции. Упомянув Генри Триса и Николаса Мура, он говорит о «британском почетном списке провидцев, неудачников и возвышенных рантеров, благородную команду с пеной на губах – Баньяне, Муркоке, Бульвер-Литтоне, Мейчене, лорде Дансени, Роберте Эйкмане, Йене Синклере, М. Джоне Харрисоне, Хоуп Миррлиз и Уильяме Хоупе Ходжсоне – и вот Дэвид Линдсей, что едва не ускользнул». Он описывает качества, благодаря которым, на его взгляд, книга Линдсея такая выдающаяся:
Это не просто какая-нибудь из цветущих буйным цветом фэнтези-трилогий, которые превращают чудесное в повседневное и забивают все книжные магазины. Это не просто литература. Это пророчества хрустального шара, рекогносцировка, беспилотные дроны с камерами, картографирущие пространство сна с высоты птичьего полета, надзирающие за Надмиром. Это Откровение кустарного производства, местная ремесленная традиция. Барахолка с горящими, кричащими ангелами… В «Путешествии к Арктуру» нетрудно различить плохо завуалированный шаблон для специфической, великолепно безумной утопии. Цивилизация вдруг озаряется пониманием собственного рабства перед Империей Чувств. Мужчины и женщины освобождаются от пределов и ограничений психики, собственных личностей, способны отращивать новые духовные органы или отверстия для противодействия тяготам бытия, вероломному и бесконечно преломляющему царству зеркального лабиринта Кристалмена… Есть в тексте и другие экспериментальные утопические предложения, моменты, когда можно подумать, что Линдсей пытается подать собственные научные теории в обличии фантазий.
Незачем и говорить, что Мур с успехом описывает не только Линдсея, но и себя. Он часто подчеркивает, что его родство с авторами из списка не исчерпывается одними книгами. Большинство (хотя и не все) из них – авторы жанровых книг, а не литературных шедевров, но для Мура это сила, а не слабость. Сравнивая себя с Говардом Лавкрафтом (1890–1937), он говорил: «Мы оба – писатели бульварного чтива, которые пытаются выразить собственное понимание истины… Когда ты бульварный писатель, то привыкаешь работать быстрее и вне всяких литературных обязательств и претензий. Твоя фантазия чище».
За недавние годы Мур выпустил несколько проектов, основанных на лавкрафтовских темах. Первый – рассказ в прозе «Двор» (The Courtyard), где действие разворачивается в современности (позже адаптирован для комиксов Энтони Джонстоном). Мур решил написать сиквел, «Неономикон». Не скрывая, что взялся за работу ради денег из-за запоздавших роялти и неожиданного налогового счета, он тем не менее горел желанием написать об ужасах, на которые Лавкрафт в своих рассказах только намекал, «по-настоящему вернуть на свет спорные элементы, которые подвергал цензуре сам Лавкрафт или которые не трогали люди со времен Лавкрафта, писавшие пастиши. Например, расизм, антисемитизм, сексизм, сексуальные фобии, вполне очевидные во всех скользких фаллических или вагинальных монстрах Лавкрафта». Результат – подобающе непристойный, хотя метатекстуальную критику лавкрафтовских предубеждений затмевает жестокая и откровенная сцена изнасилования, занимающая почти целый номер. Мур, однажды сказавший: «Нельзя зайти «Слишком Далеко». А если и можно, то туда обязательно надо зайти», – теперь сам признался интервьюеру: «Оглядываясь назад – да, возможно, я зашел слишком далеко, но это все равно хорошая история». В конце 2012 года объявили, что Мур напишет новую, длинную серию «Провиденс» (Providence), основанную на жизни самого Лавкрафта.
Также он стал выдающимся апологетом художника Остина Османа Спейра (1886–1956), писал предисловие для брошюры к выставке, посвященной пятидесятилетию со смерти Спейра, и заявлял на The Culture Show в 2010-м, что «он не только невероятный художник, но и, по моему мнению, величайший английский волшебник двадцатого века». Хотя при жизни Спейр славился портретами и картинами в стиле ню, он создал немало работ оккультного значения, часто вдохновляясь снами или пользуясь техниками автоматического рисования. Мур, у которого ню Спейра висит в передней комнате, превозносит художника потому, что «он совершенно отрекся от галерейной среды и воспитания среднего класса и заявил: «Я перееду в Брикстон, к проституткам и мошенникам, потому что только им я верю, и выставляться больше не буду нигде, кроме задних комнат пабов». И отлучился от всей человеческой расы, и даже сам потом признавал, что, наверное, зашел слишком далеко. Как не восхищаться таким человеком, прекрасным художником, великолепным волшебником». Это, конечно же, напоминает о собственном отказе Мура переезжать из районов рабочего класса в Нортгемптоне.
Мур считает, что писатели-«волшебники» из его списка поставили цель произвести положительный эффект на общество в политическом или хотя бы прикладном смысле:
Ловлю себя на том, что меня привлекает школа поэтов Апокалипсиса, в наши дни совершенно забытая – более того, никто не понимает, почему их называли поэтами Апокалипсиса, если они писали только о природе: птички на деревьях да цветочки… Главный тотем поэтов апокалипсиса – Дилан Томас. В движение также входят Генри Трис и многие другие забытые имена. Но то, кем они были, что имели в виду под «апокалипсисом» – речь шла просто об откровении. И дело в том, что мир просто-таки перенасыщен откровениями, если взглянуть на него правильными глазами или, если угодно, с правильным разговорником для расшифровки… На данный момент я надеюсь, что в некоторых произведениях показываю настроения, ментальный инструментарий и точки зрения, что могут пригодиться в наши турбулентные времена. Такой у меня план.
Практически во всем, что Мур выпускал за последние годы, есть хотя бы отголосок его веры, что мир находится на краю перехода в новое состояние. Он прояснил, когда, на его взгляд, наступит апокалипсис: «Как я слышал – как из традиционных источников, так и от воображаемых друзей, которых я вижу в предельных магических состояниях (что не значит, что они ненадежны), – нас ждет какое-то событие между 2012-м и 2017-м». А в «Змеях и лестницах» он описывает, на что это будет похоже: «Как вид и как отдельные личности мы приближаемся к моменту, когда вспыхнет свет – свет понимания и откровения. Апокалипсиса. Сумма человеческих знаний удваивается – каждые пятнадцать месяцев и все быстрее. Реакция внутри нас на грани критической. Надвигается кульминация, пусть и только в смысле поздней викторианской порнографии. Пульс бьется, человеческая история содрогается в предощущении оргазма».
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 129
