Долго ждать не пришлось. На противоположной стене отодвинулась панель, и вошел сам генерал Шу в удобной одежде, которая ему шла, однако не годилась ни императору, ни высокопоставленному военному. Шокар глубоко поклонился, Льешо же стоял недвижимо:
— Почему ты не сказал мне?
— Я думал, Льек учил тебя манерам, — упрекнул его император.
Он сел в одно из деревянных кресел, закинул на ручку кресла ногу, подкинул в воздух персик и рассеянно поймал его. Никакого намека на королевские манеры, однако Шу излучал величие, ничего особого для этого не делая.
Несмотря на видимую непринужденность, лицо его испугало Льешо больше, чем все когда-либо встречавшиеся ранее. Подступило тошнотворное чувство — вот оно, настоящее. Юноша покраснел за свой глупый вопрос. Он и сам знал ответ.
— Полагаю, вы хотели проверить, тот ли я человек, за кого выдает меня Хабиба. Не заговор ли это. Вы не доверяете официальным прошениям.
— Отчасти да.
— Хотели знать, стою ли я вашей защиты.
— Нет, — рассмеялся император без тени иронии. — Шан не смогла бы принять твои требования ни при каких обстоятельствах, насколько бы они ни были истинны и правомерны.
— Значит, не имеет значения, справедливы ли мои притязания на Фибию?
Воспоминание об этом резануло Льешо по сердцу, и он приложил руку к повязке на груди.
— Почему же, имеет, — серьезно сказал Шу. Глаза его строго смотрели куда-то вдаль, мимо Льешо, словно в незримое время и пространство. — Мы выиграли мелкую стычку, война впереди. Пока гарны стоят у наших границ, мы не можем выполнить то, что хочет принц Фибии.
— Что именно?
— Вернуть ему родину, конечно же, — сказал Шу с раздраженным вздохом бессилия и сбросил ногу с ручки кресла. — Откровенно говоря, как человек, а не император, я должен признать совместную заинтересованность в падении нашего общего врага.
— Это поможет вам или мне?
— Это уже помогло Шан. — Генерал Шу — император — поднялся и повел Льешо к двери, куда юношу только что не пропустили. — Мастеру Марко не удалось завоевать империю. Гарны не получили свою долю предполагаемой добычи в марионеточном походе, поэтому вынуждены вернуться к грабежу. Фибия не входит в круг забот шанского императора.
— Как же мне тогда вернуться домой?
— Воплощай свой первоначальный план, а я попытаюсь оказать хоть какое-нибудь содействие, — пообещал Шу, нахмурился и вздохнул.
Отодвинулась панель, и вошел стражник с обнаженным мечом. Льешо проглотил ком, застрявший в пересохшем горле, но император небрежным взмахом руки велел человеку уйти.
— Я собирался предложить свои услуги наряду, охраняющему торговый караван, — рассказывал Льешо, следуя за императором через залу, которая была слишком потертой и нежилой для приемной дворца.
Она больше походила на те тайные ходы, которые превращали его в лабиринт покинутого улья.
— Так тому и быть, — остановился Шу у крепкой двери и надавил на нее. — Фактически своими рейдами гарны сослужили нам службу. Купцы, собирающие караваны, уже обращались во дворец за охраной на время пути.
За дверью ожидали три женщины. Они сидели за столом, на котором были разложены вещи Льешо: нож, меч, лук и стрелы, нефритовая чашка и короткое копье, врученное ее светлостью. Внутри чашки — черная жемчужина Льека. Юноша кинулся к ценностям, не потому что они имели высокую материальную стоимость, а потому что знал, насколько они важны для достижения его цели. Однако он не прикоснулся к ним, а посмотрел на женщин, которые ждали, когда он поздоровается.
— Ваша светлость, — поклонился Льешо даме, которая некогда обнаружила его на Жемчужном острове и обучила стрельбе из лука.
На ней были одежды из белой, зеленой и голубой ткани. Прозрачные складки сливались в темную акварель Императорских Водных Садов.
— Сиен-Ma, — наклонила она голову и положила в чашку еще одну жемчужину, точно такую же, как он получил в заливе от Льека.
Сиен-Ma. Одна из семи смертных богов — богиня войны. Льешо бросило в дрожь.
— Кван-ти, — трепетно поклонился Льешо второй женщине, одетой в серебряное платье со стальными искорками в волосах.
Кван-ти уже предстала как королева-дракон, была ли она к тому же богиней?
— Дракон Жемчужного Залива, — представилась она с печальной улыбкой. — Боюсь, ты уже получил мой дар. Его забрал для тебя лукавый дух, когда меня не было.
Жемчужина Льека. Льешо покраснел. Третью женщину, одетую в золото, он недавно видел выходящей из пасти Дракона Золотой Реки.
— Мара?
— Да, я Мара, — сказал она, — претендентка. Стремлюсь к тому, чтобы стать восьмой.
Она тоже опустила черную жемчужину в нефритовую чашку.
— С прихода гарнов в Фибию ворота рая закрыты для нас. Мы не можем вернуться, чтобы служить нашей богине, как того требует долг. Она приходит к нам только во сне.
Сиен-Ma, ее светлость, показала рукой на жемчужины:
— Это все, что мы смогли сохранить из самого драгоценного украшения богини — нитки жемчуга, называемого ожерельем ночи. Богиня тоскует по нему день за днем, так как ночь покинула рай.
— Моря плачут, — сказала Дракон Жемчужного Залива. — Богиня не приходит. Открой врата. Верни земле и небу равновесие.
Двери рая, высоко в горах над Кунголом.
— Клянусь, что выполню вашу просьбу, — проговорил Льешо.
Мара одарила его материнской улыбкой.
— С тобой моя дочь. Карина готова отправиться в путь.
Льешо промолчал, испугавшись, что они заметят, как заколотилось его сердце. Император выручил его:
— Тебе и твоим друзьям будет выделена форма, когда приготовитесь к отбытию. А теперь поспи. Стражники отведут тебя в комнату, друзья разместятся неподалеку, я распорядился.
У Льешо остался еще один вопрос. Присутствие мастера Дена казалось жизненно важным для продолжения пути. Спрашивать не пришлось. Ден достал листок бумаги, который Льешо тотчас узнал: он видел его в руках генерала Шу, когда они встретились в Императорском Водном Саду.
— Необычная просьба к богу-мошеннику.
Он вернул листок императору.
— Врата рая закрыты для всех, мастер Чи-Чу, — сказал Шу, — а не только для нас, смертных.
— Ты всегда был смышленым мальчиком, — благосклонно улыбнулся императору бог прачечной, слез и смеха. — Я сделаю все возможное, чтобы этот юноша остался целым и невредимым, но даже богам неведомо будущее.
Император поклонился богу-мошеннику и женщинам, выходящим из комнаты.
— Ну, Льешо, что думаешь? — спросил мастер Ден.
