class="p">Нервная, конвульсивная дрожь подергивала щеки и губы Маккены. Казалось, еще немного, и он плюнет Стиву в лицо.
— Чего ты ждешь?! Скажи это!
Рой собрался с духом.
— Он мне на-до-ел! — произнес он слогами, четко выделяя каждый из них. — Еще раз повторить для лучшего усвоения?!
— Ты будешь сильно удивлен, но я не верю! Скажи так, чтобы это выглядело правдой!
Маккена резко одернул голову.
— Я все сказал, и мне плевать, веришь ты или нет! — выпалил он куда-то вниз.
Шон обошел комнату и вновь остановился напротив Роя.
— Хорошо, — он понизил голос, но напряжение глухо дребезжало в нем. — Давай пойдем от обратного. Ты пьешь так, как никогда до этого. Пьешь ты с тех пор, как вернулся из Мексики. Из Мексики ты вернулся счастливым. Что я пропускаю?
— Не счастливым.
— Ладно, возьмем глубже. Что он сделал там?
— Ничего.
— Если он ничего не сделал, и ты вернулся несчастливым, значит что-то еще. Что? Пойми, Рой, я не слезу! Если сам не признаешься, я вытрясу из тебя душу, но докопаюсь! Лучше скажи сейчас!
— Мне нечего сказать. Я хочу, чтобы он ушел. Чего непонятного?
— Ладно. Допустим. Ты уже говорил с ним?
— Нет.
— Тогда?
— Он сам сказал…
— Что он сказал?
— Что не уйдет до тех пор, пока не убедится, что со мной все в порядке.
— То есть ни с того, ни с сего взял и…
— Да.
— И сказал…
— Просто или не просто, но сказал.
— Хорошо. Допустим. Давай снимем ему жилье, пока ты не разберешься в себе или пусть поживет у меня…
— Он откажется. Кроме того, это ничего не решит.
— Кто бы сомневался! Тогда определи, что решит?!
— Уже ничего.
— О, боги! Я скоро потеряю рассудок!
— И это ничего не решит.
Стив бился еще около часа, но результат не изменился. Рой уперся рогами в забор, и упорно не желал их вытаскивать.
— Там на рынке была одна старуха. Она что-то шепнула Рою, после чего это и началось, — пояснил вечером Энди.
— Что она могла сказать?
— Не знаю. Я вернулся потом, но ее уже не было. Он гонит меня, но не потому, что не любит. Здесь совсем другое. Может, что-то со здоровьем, и он боится, что я узнаю. Я бы ушел. Это не страшно. Ушел, чего бы мне это ни стоило, но не могу. Я переживаю за него. Я схожу с ума! Это просто наваждение какое-то!
— Может быть, тебе исчезнуть на время? Поживи у меня…
— Я уже думал. Не могу. Я ему нужен. Когда он забывается, он становится настолько нежным, что даже я перестаю его узнавать, а после засыпает, и его мучают кошмары. Я спрашивал, но он говорит, что не помнит снов. Он пытается что-то решить один, но это плохой путь. И знаешь что? Мне кажется, подсознательно он боится, что я уйду. Я просто уверен. Через три недели у него день рождения. Что сделать, чтобы он был счастлив хотя бы в этот день? Я хочу, чтобы он понял, насколько сильно я люблю его. Любого. Трезвого, пьяного, здорового или больного. Любого! Нет ничего, что могло бы запретить мне делать это! Я ни минуты не думал, если бы потребовалась моя кровь, моя жизнь, все что угодно, чтобы спасти его.
— Знаю.
— Я устал, Стив.
На глаза парня навернулись слезы, исказили мир в соленой призме. Отчаяние скатилось по щекам неровными дорожками. Обожгло. Плечо Шона. Спокойное. Твердое. Мудрое. Энди прижался к нему ухом, словно ждал, что услышит ответ. Ответа не было.
— Рой, — Ольга легко опустила руку на плечо, но он вздрогнул, словно на него обрушилась каменная глыба
— У?
— Я давно хотела поговорить с вами.
— О чем?
— Об Энди. Понимаете, — женщина сделала паузу, — он очень страдает. Вы не можете не замечать. Он даже плачет, когда вас нет. Старается скрыть, но я-то вижу. У меня сердце рвется, глядя на него. Он не заслужил этого. Почему вы хотите, чтобы он ушел, ведь вы любите его так сильно, как только можете?
Рой ответил не сразу. Любое упоминание об Энди проходило сквозь него шершавым колом, утыканным гвоздями.
— Хочу спасти его, — выдавил Маккена.
— Спасти?! От чего?!
Рой молчал, судорожно соображая, говорить или нет и в конце концов начал. Медленно, словно слова с трудом давались ему. Он уже не мог держать это в себе. Почему он рассказал именно ей, он не знал. Наверное, подсознательно почувствовал, что Ольга поймет. Хотел, чтобы поняла.
— Произойдет с ним что-то или нет - неизвестно, но если вы прогоните, это точно убьет его.
— Молодой. Выживет. Он скоро поймет, что я — это далеко не весь мир.
— Может быть, но не сейчас. А вы? Что будет с вами?
— А что я? Постараюсь выжить тоже. Мне уже приходилось. Удвою опыт.
Они молчали. Каждый думал. Искал слова. Это было чертовски трудно.
— Вы знаете, кто такой Миктлантекутли?
— Нет, но слово мне не нравится.
— Вот и мне тоже. Кем бы он там ни был, он сожрал мой покой.
— Почему вы слушаете какую-то безумную старуху? Почему верите в то, что она говорит? Жизнь сильнее. И любовь тоже. Хотите правду?
— Не уверен.
— Когда я пришла к вам, мне казалось, что все это блажь…
— Что блажь?
— Ваши отношения с мальчиком.
— Вот и я так думал. Видимо, ошиблись мы оба.
— Знаете что? Вы можете говорить что угодно и верить кому угодно, но он боролся за вашу жизнь, хотя вы были для него никем, а вы сейчас отказываетесь бороться за него, хотя он для вас все.
— Вы…
— Так не убивайте его, что бы ни случилось. Вы просто не имеете права.
Ольга помолчала, а после добавила:
— Не думала, что когда-нибудь скажу вам, но я могу не решиться в другой раз. Выслушайте меня. Если бы я прочитала о подобных чувствах в каком-нибудь романе, я решила бы, что глубина их как художественный прием показана через призму с большим увеличением и такого просто не может быть. Здесь я вижу своими глазами, и знаете, что я поняла? Ваше отношение к мальчику сложно и многогранно. Вы любите его как мужчину, как партнера, как ребенка, как любимую фарфоровую куклу, которую ни в коем случае нельзя разбить. Вы словно украли его у жизни и теперь боитесь, что пропажа может быть обнаружена. Он как нежданный подарок, который вы получили, и вам кажется незаслуженно. Разница в возрасте заставляет вас испытывать к нему более глубокие чувства, чем к равному партнеру. Как бы вы ни удивлялись, но вы два одиночества, которые не могли не найти друг друга, чтобы после не одарить всем, что не давали до того никому. Вам не хватало существа, о котором вы могли бы заботиться, ему — того человека, который хотел бы это делать. Можете отрицать, Рой, но ваша благодарность друг другу не знает границ. Со стороны виднее, поверьте. Я сама никогда не испытывала такой любви. Жаль. Видимо, для этого нужно обладать чем-то особенным.
Рой не смел поднять глаза, монотонно оборачивая на столе пустой стакан.
— Способность любить рождается вместе с человеком, просто нужно слушать себя.
— Наверное, вы правы. Это дар. Поначалу, — продолжила Ольга, — простите, но вы были мне глубоко неприятны и непонятны, пока он не заставил взглянуть на вас другими глазами. Его. Теперь только я понимаю: то, что вы испытываете друг к другу, сильнее вас обоих, и вы смертельно боитесь, что что-то может изменить это.
— Вы — мудрая женщина, Ольга. Спасибо вам, — сказал Маккена, впервые за это время взглянув ей в глаза. Он никогда не замечал, и вдруг увидел ее мягкий янтарный взгляд. Она улыбнулась.
— Вам достался послушный мальчик, которого растил великолепный воспитатель. Жизнь. А еще, — ее голос стал жестче и приобрел повелительные нотки, — вы слишком балуете его. Так и испортить недолго.
Рой тоже улыбнулся. Первый раз в его жизни возникла женщина, и он понял, что хочет… непреодолимо хочет, чтобы она оставалась в ней надолго.
— Хочу спросить вас.
— О чем?
— Вы ведь не уйдете?
— А вы не хотите?
Маккена не ответил, лишь грустно сжал губы.
Время шло, и хотя тревога не покидала Роя ни на мгновение, он держался, как только мог. Старался держаться. Энди был счастлив. Стив хранил нейтральное спокойствие, а Ольга улыбалась внутри себя. Контракты предлагали интересную работу, и Рой с остервенением погрузился в нее. Дело с документами парня двигалось медленно, но Маккена настаивал, и делу этому ничего не оставалось, кроме как хоть как-то двигаться. Энди что-то замышлял, не вылезая из клуба, всякий раз стараясь улизнуть от расспросов. Ольга тоже что-то знала, но молчала, стоя на своем намертво как пуговица. Муза, наконец, вышла из запоя, посетила косметолога и теперь красовалась во всем своем блеске. Как ни странно, но Рой не спорил, соглашаясь на все ее предложения. Работа по выставке бурлила на месте. Всякий раз, сделав что-то, Маккена оставался недоволен, считая, что может лучше. Муза посмеивалась, курила лаковую трубку, качая ногой и накручивая на палец медный локон. Ее это даже забавляло.
