в лицо Стаса свиток с массивной красной печатью. На воске — знак Прародителей. Затем херувим ударил Стаса посохом в живот, отчего тот отлетел в столб и больно упал на задницу.
ГЛАВА 30.2. Стас. Исток подсознания
Зрение — всего лишь ширма, что скрывает
суть вещей. Вселенная — огромное ничто,
о котором мы не получили и крохотного
кусочка правды…
Жаклин Джас Райс
Мэтр касты пустоты
Живая модель галактики в центральном зале пирамиды настолько очаровала, что Стас отстал от товарищей, желая досконально рассмотреть это огромное произведение искусства. Разноцветные лучи ослепляли. Эскиз вертелся каруселью. Хотелось подойти и погреть руки: в холле неуютно прохладно, а искусственные солнца полыхали и манили теплом не хуже костра в зимнем лесу.
Кастивиль взмахнул посохом. Стаса вихрем швырнуло к Лилиджой — да так резко, что он кубарем посбивал часть людей с ног, будто кегли.
Позади присвистнули сестры. Они выводили из себя парня в ковбойской шляпе, советовали подобрать новый имидж, но особого энтузиазма в ответ не получили.
Перед стражей, охраняющей арочные ворота в исток подсознания, наставница развернула свиток. На дверях — изображение шестикрылых серафимов и человека, который рассыпается в труху, оставляя вместо себя мозг, излучающий фиолетовый свет.
Стражи расступились.
Бредя к воротам, Стас услышал тихую музыку, а когда приблизился к стражникам: звуки стали громче. Они выплывали из-за запертых дверей. Стас протиснулся сквозь толпу, по пути получил локтем в нос (трое демонов лупили друг друга от скуки), но не среагировал. Лилиджой скрылась из виду. Пришлось почувствовать себя ребенком, потерявшим маму в торговом центре.
Дальше стража не пустила, перекрыла проход своими жестяными тушами.
— Стой. У тебя разрешения пройти — отсутствует, манр.
— Как это отсутствует? — Он пошарил в кармане, высунул кулак и показал средний палец. — Вот такое подойдет?
Стражи оскалились. Один пнул Стаса в живот, а другой схватил под руки:
— Думаешь, мы не знаем, что это значит? — прорычал лысый верзила.
Кинжал не менее устрашающего, однако волосатого стража, расплавил кожу под горлом: на шастрах острие лезвия раскалено добела, не всегда, но чаще всего, будто просто порезать беднягу-нарушителя маловато. В любом случае на кадыке остался ожог.
Лилиджой выскочила из ворот, шлепнула себя по лбу и кинулась всех разнимать. Схватила Стаса за предплечье. Больно. Впилась ногтями, а они у нее прямо стальные. Улыбаясь страже, потащила непутевого сына внутрь.
— Он со мной, ребят, извините!
Стражники хотели броситься следом, но Христи и Ротти кинулись к ним на шею хваткой осьминога. Стас в благодарность поклонился сестрам, послал воздушный поцелуй и побежал за наставницей.
Ворота за спиной захлопнулись.
Длинный изумрудный коридор с высокими сводами. Красивая умиротворяющая мелодия, как в магазинчике с восточными сувенирами. На стенах — канделябры, свечи горят оранжевым пламенем. Дым гоняет сквозняк. Благоухает лампадное масло и пряная мирра.
Молчаливый асур в золотой мантии ходил кругами и напоминал золотую рыбку в аквариуме. Полуживую такую рыбешку... Свихнувшуюся от одиночества. Кастивиль спросил, кто из владык памяти свободен. Золотая рыбка повеселела, забряцала сотней ключей на шее — часть ключей тарахтела на его веревочных серьгах — и отвела всех к одной из белоснежных дверей.
Стас вошел в сферический зал.
Мост от входа тянулся к платформе чуть выше. Над головой — звезды и планеты. Далеко внизу менялись пейзажи. Моря. Леса. Города. Пустыни. Тысячи разных запахов и звуков: прохладный бриз с шумом прибоя, шепот хвойных деревьев и рёв динозавров, посвистывание ветров. Стас словно нырнул в хрустальный шар, со стенками гладкими и чистыми, как прозрачная, нежная волна в океане, что манит пропустить себя сквозь пальцы, стать частью чего-то столь идеального, возвышенного.
Вот оно — желание любой души в истоке подсознания.
Жажда безупречности.
Лилиджой шепталась с Касти. Голоса разносились эхом, отскакивая от пустоты. В позе лотоса на платформе сидел серафим. Ростом этот высший уступал разве что двухэтажному зданию. Шесть его крыльев подрагивали. Свечение наряда и обруча на лбу — ослепляло. Стас прикрыл ладонью глаза.
Кастивиль тоже носил тонкий венец из белого золота, исписанный набором символов, как у всех херувимов.
— Опять вы, — буркнул серафим, рассматривая Стаса. — Я же сказал… Проклятье снять не получится! Я здесь, чтобы показывать прошлые жизни, а не прихоти ваши исполнять.
— Нет, нет, — перебила Лилиджой. — Бальд, мы пришли посмотреть воспоминания другого человека.
«Проклятье? Он на меня глазеет?» — воспламенился Стас.
В фиалковых радужках Лилиджой зароился испуг, а на светлых щеках проступила краска. Наставница протянула серафиму свиток Трибунала.
Бальд взломал печать, развернул пергамент, прочитал и откинул его в сторону, почесал белые волосы на затылке, вздохнул и переплел пальцы.
Воздух замерцал, будто в насыщенном зное.
Стасу показалось, что кто-то подрубил ему ноги. Он зашатался, заморгал…
Вспышка! И всё исчезло…
Затем появился Андриан.
Жизнь друга неуловимо замельтешила перед глазами.
Вот — Андриан вытаскивает Стаса из тела, вот — встречает Марлин, вот… страдает после разлада.
Сердце стукнуло и провалилось в желудок. Вечеринка. Тот самый день, что разрушил их жизнь. Андриан убивает Феликса, окидывает труп мутным, равнодушным взглядом, словно киллер, который убивает людей каждый день. Уходит. Не справляется с автомобилем. Падает в реку. Тонет, но спасается… Он не в себе… Его собственные воспоминания — барахлят, как старый телевизор.
Стас до хруста сжал кулаки. Пульс отбивался в висках, в ушах, в груди.
Глупость… дикая глупость! Стас трижды проклял себя. Предчувствие не обманывало в тот день. Андриан его не предавал. Теперь — Стас уверен в этом, и будь возможность что-то изменить, он бы разбил голову в кровь ради нее. Но возможности нет. Все ужасное, что им могло быть сделано, уже сделано. Предатель не Андриан. Предатель он сам…
Тяжелые удары грома.
Память Андриана исчезла.
Несколько сцен вступило в войну за первенство.
Собака прыгает на ромашковом лугу в компании ребенка. Подросток. Марк. Внешне — вылитый Феликс. Смеясь, бьет ногой какого-то мальчика на полу. Кровь. Стоны. И снова собака, гоняющаяся за котом. Плач. Истерика. И снова Марк. Он мастерит из шершавой веревки петлю, становится на стул. Опустошённые карие глаза… Стул с грохотом переворачивается. Одинокая тень качается на стене в лунном свете…
Стас буквально услышал хруст при взгляде на повисшую набок голову подростка.
Приглушенные голоса.
Замотав головой, Стас прогнал видения, вернулся мыслями в реальность, и опять пред ним предстал серафим и компания.
— Что за бред?! — закричала наставница. Лицо ее перекосило в ужасе или тревоге — сложно
