ее в каннабисной зависимости и прогнала бы от себя прочь. Потому Эля и ответила на мое послание отказом, не допускавшим возражений.
Вскоре после этого Элеоноре удалось покончить со своей привязанностью к «печеночному чаю». К депрессии и головной боли добавилась кожная сыпь, и мучения из-за зуда стали подспорьем для расставания с этим зельем.
* * *
Когда Элеонора перестала пить «печеночный чай», ее здоровье начало восстанавливаться. А Федору становилось все хуже. Он перестал вставать с постели и отказывался от еды.
Мокшаф решил больше не сопротивляться капитуляции своего тела перед вирусом гепатита В и был готов оставить его. С его верой в бессмертие духа это не имело для него трагического значения. Он был не пораженная инфекцией биомасса, а воплотившееся в ней дуновение животворного духа.
Когда биомасса теряет свою жизнеспособность, дух из нее исходит и воссоединяется с потоком, от которого временно отклонился, верил Федор. Это он, животворный дух, был ядром его личности, откуда приходили в его сознание интуитивные прозрения и гениальные мысли. А что тело? Всего лишь временная оболочка. С мыслью о реинкарнации Федор так до конца и не сжился, но перспективу бесплотного существования после смерти не исключал. И смерть вызывала у него даже любопытство.
* * *
И вот когда счет пошел на дни, пришла моя телеграмма о кончине матери.
Ехать на похороны Элеонора считала ни к чему. «Похороны – всего лишь ритуал, и их значение было не сравнить с последними днями рядом с Федором», – сказала мне она. И это действительно были его последние дни: не прошло и недели, как Мокшафа не стало.
* * *
– Ты была у Федора в тот момент, когда он умер?
Она сказала «нет» и отвела взгляд.
– Почему? – не отступила я.
– Потому что тогда рядом с Мокшафом была Софья Ивановна. Мы с ней сидели у него по очереди. Никто из нас не мог знать заранее, когда у Мокшафа перестанет биться сердце.
– Почему ты сейчас говоришь Мокшаф, а не Федор?
– Потому что когда я пришла к нему, а он, прямой и спокойный лежал на кровати, то я увидела Мокшафа, а не Федора. Федор уже оставил это тело, а Мокшаф – еще не совсем.
У Элеоноры заблестели глаза, и она, хотя я ее больше ни о чем не спрашивала, стала мне рассказывать, как сидела у кровати, на которой лежал Мокшаф, взяв его уже ледяную руку в свою. Словно речь шла не о смерти близкого человека, а о чуде его выздоровления. Словно не было утраты и пустоты из-за нее.
– А так оно и было, – сказала на это Элеонора.
– Но его же не стало.
– Не для меня.
23
Преображение Федора в Мокшафа, его значение для нее самой, его «миссия» – все это было для Элеоноры серьезно. Я видела Федора, когда он стал Мокшафом, и могла себе что-то представить в ее отношении к нему. Но не больше того. Эля была права, когда говорила: «Если что-то не испытаешь сам, до конца не поймешь». Об этом она сначала забыла. А потом, похоже, вспомнила и оборвала свой рассказ.
Продолжение того разговора состоялось несколько дней спустя. Все началось с другой темы. А потом мы случайно вернулись к периоду, когда Федор переживал крах проекта «Верхний лагерь». Элеонора говорила об этом неохотно, и многое оставалось непонятным. Я не могла себе представить, что кто-то способен вдруг перестать страдать из-за фиаско с делом своей жизни и чуть ли не радоваться разбитому корыту.
– А зачем страдать из-за разбитого корыта? – спросила Элеонора.
– Вопрос хороший, но не волшебный. Можно им задаться сто раз и все равно страдать, – сказала я.
– Ты права, – согласилась Элеонора. – Было еще кое-что. Мокшаф понял, что у него не та миссия, о которой он думал.
* * *
Федору открылось, что не осуществление уникального проекта «Верхний лагерь», а неудача с ним лежала в основе его миссии. Испытать крах со своим замыслом, осознать его как крах своих иллюзий, стряхнуть с себя их ошметки и идти дальше – вот что он должен был сделать. И это было поважнее проектов вроде «Верхнего лагеря». Мир спасут не они, и тем более не красота, как сказанул когда-то другой Федор – нелюбимый Мочкиным Достоевский, а изменение отношения к поражениям. Страдания из-за них одних убивают, других делают агрессивными и мстительными. Отсюда много зла. Каждый человек за свою жизнь переживает сотни больших и малых поражений. Можно представить, сколько всего он рушит и ломает от отчаяния. И из-за этого еще больше страдает, а также заставляет страдать других.
Чтобы иначе относиться к поражениям, требуются личные примеры. Как можно больше личных примеров. Вот и Федор Мочкин был рожден, чтобы стать личным примером. Пример для идеалистов, ослепленных своим идеалом и споткнувшихся о первый же камень преткновения. Пример для тех, кто коснулся «запредельного» и возомнил, что парит над землей. Такие птицы всегда падают, и чем выше они взлетают, тем больнее станет их падение. Но оно всегда будет иметь ценность, если упавший встанет и посмеется над собой, вместо того чтобы обозлиться и всю оставшуюся жизнь мстить тем, кто посмеет смеяться над ним. Так он все вдруг увидел.
* * *
– Это не тот случай, когда видишь то, что хочешь видеть? – спросила я.
– Но то же самое можно сказать и о твоем недоверии.
– А как ты сама восприняла конец «Верхнего лагеря»?
– Так же, как и Мокшаф.
– Насколько я знаю, ты Федора раньше ни во что не ставила. А потом он стал Мокшаф, и ты… – начала я, но Элеонора меня перебила.
– Я сама не все понимаю, – сказала она, в моем восприятии, как-то чересчур хладнокровно, и это меня почему-то ужалило.
– И несмотря на это стала Малгеру, – заметила я, передразнивая ее невозмутимость.
Элеоноре это не понравилось. Ее взгляд стал колючим, и она раздраженно бросила:
– Я хотела помочь Мокшафу, тебе это все еще не понятно?
– Мокшафу или Федору? – спросила я.
– Что за дурацкий вопрос?!
– Вовсе не дурацкий. Помочь Федору – это одно, Мокшафу – это другое. Так для кого ты стала Малгеру – для Федора или для Мокшафа?
Она подумала и ответила:
– В конечном счете для себя. – И бесстрастно добавила: – Это было моей ошибкой.
24
Когда Федор самоустранился, Виктор пришел к Элеоноре и заявил, что настает время Малгеру. До этого момента она была дополнением к Мокшафу, теперь же положение изменилось. Показ видеодаршанов Мокшафа будет продолжаться, но как духовный лидер он отойдет в тень. «На свету отныне будет другая фигура, и она уже заготовлена», – сказал Виктор. Он имел в виду Малгеру.
Суворов-младший считал, что Элеонора с успехом сыграла роль «гида нижнего лагеря». Она эффектно выглядела и могла нескучно излагать азы буддизма. Она научилась в сложных обстоятельствах выезжать на сумасбродных импровизациях. Ей неплохо удавалось
