Я всеми силами старался сохранить лицо и не скривиться, но все же не сдержался и охнул.
– Давай лучше я. – Женя протянул руки.
Пару секунд я колебался. Мне не хотелось выпускать Сашу из рук, хотелось вынести ее самому, чтобы точно быть уверенным, что с ней все в порядке. Но для романтических подвигов у меня на руках осталось слишком мало кожи. Так что я с сожалением отдал Сашу Жене, и он понес ее к выходу.
САША
Реальность возвращалась медленно, будто в начале спектакля на сцене плавно включали свет. В ушах стоял гул. Надо мной нависало испуганное бледное лицо. Все происходило словно в замедленной съемке. Казалось, Север едва шевелит губами. Он явно что-то кричал мне, но я не слышала.
Север выглядел неважно: лицо в копоти, с правой стороны на скуле кожа обожжена, часть волос сгорела. Тут же рядом появился обеспокоенный Женя. Вдруг стало удивительно тепло, будто меня накрыли одеялом. Я была уверена, что со мной больше не случится ничего плохого. Эти двое защитят меня. Женя поднял меня на руки. Я была как кукла, тело меня совершенно не слушалось. Мы плыли по коридору в каком-то хаосе. Север шел с Женей рядом, и потому я чувствовала себя в безопасности. Мой Север. Мой щит.
В воздухе висел плотный черный дым, в котором мелькали человеческие силуэты. Дверь в актовый зал была распахнута, на месте замка́ – щепки изрубленной древесины. Внутри полыхал настоящий ад, из которого, помогая друг другу, выбирались люди: кто-то выбегал сам, кого-то выносили. Из двери показался Малик, который нес на руках Свету. Но почему… Малик? Где же Ромка?
Все вокруг было в черных и рыжих цветах. Цвета копоти и пламени.
– Север! – крикнул Малик. – Забери флешку из проектора, это улика! Она все рассказала в записи!
Север дернулся в сторону горящего зала.
– Север, нет! – в ужасе крикнула я, когда Север вошел в огонь. Вместо крика вышел сиплый писк.
Когда Женя отнес меня наверх, я услышала с улицы сирену. Наконец появились пожарные и вскоре уже слаженным строем понеслись по коридору, таща за собой шланг. У выхода организовали импровизированный лагерь: кто-то притащил из спортивного зала маты, пострадавших укладывали на них. Женя положил меня на крайний мат и, с тревогой заглянув в глаза, опустил мне на лоб руку. Прикосновение было приятным и успокаивающим.
– Как ты?
– Ничего, выживу, – просипела я. Горло все еще саднило.
Я вглядывалась в коридор с беспокойством. Где же Север? Когда он придет? С ним все в порядке? В воздухе стойко пахло гарью, кто-то стонал. Я собрала остатки сил и поднялась.
– Может, тебе лучше не вставать? – обеспокоенно спросил Женя, но я замотала головой. Я слишком много пропустила, нужно было понять, как ребята.
Рома лежал, закутанный в куртку, его обгоревшее лицо и шея выглядели ужасно. Над ним склонились несколько человек, но они не понимали, что делать и как помочь. Ира пыталась поить Рому из бутылки, но он почти не мог глотать. На соседнем мате без сознания лежала Света. Ее голова покоилась на коленях у Маши. Маша плакала и гладила ее по лицу. Без сознания также лежали Ваня, Юля и Варя.
Появилась Дина. Она была вся в копоти, но вроде бы не ранена, ожогов я у нее тоже не заметила. Она нерешительно замерла, будто боясь приблизиться к нам.
– Я тогда… пойду? – Женя не отрывал от нее тревожного взгляда.
Я механически кивнула и снова глянула в коридор. Каждая секунда ожидания была мучительной. Что, если Север пострадал? Задохнулся? Его чем-то придавило? Что, если… Я не могла терпеливо ждать его возвращения, сходила с ума. Внутри нарастало ужасное давящее чувство. Еще секунда – и оно просто задушит меня.
Я уже дернулась, чтобы побежать на поиски Севера, но остановилась, увидев его. Внутри будто что-то взорвалось, и по венам растеклась смесь радости и облегчения. Мне вдруг безумно захотелось дотронуться до Севера, убедиться, что глаза меня не обманывают: он вернулся и с ним все в порядке. На лице Севера был ожог, куртка представляла собой обугленные лоскуты. Но главное – он был жив. Когда он подошел, я бросилась его обнимать.
Уткнувшись в его плечо, я закрыла глаза. В моем объятии напряженный и каменный Север слегка расслабился, даже обмяк, будто я растопила его лед. А затем крепко прижал меня к себе. Север пах гарью, жжеными волосами, паленой кожей и сгоревшей одеждой. Но сквозь этот запах я услышала другой: безмятежный запах северного океана. Я закрыла глаза и увидела этот океан: бескрайний, холодный, с морозными ветрами и ледниками.
Вот бы оказаться сейчас не здесь, а в моих видениях… Там, в океане, стоять на палубе корабля вместе с Севером, кутаться в шерстяные шарфы и смотреть на эту холодную красоту. Наблюдать, как из воды, оставляя за собой ледяные брызги, выпрыгивают прекрасные величественные киты. Так мы и стояли какое-то время, не желая друг друга выпускать. Я открыла глаза. Поверх плеча Севера я увидела, как Женя крепко обнимает неподвижную, измученную Дину. Даже сейчас выглядела она так, будто чувствовала боль всех пострадавших сразу.
Я посмотрела на Севера и впервые по-настоящему почувствовала, как же много он для меня значит… и что я… в него влюблена.
К нам подошел Женя, и мы отстранились друг от друга. Женя слегка кивнул Северу и спросил:
– Забрал?
Север показал ему флешку.
– Мы прижмем ее.
Я села на мат к Свете. Маша подняла на меня заплаканные глаза:
– Она не дышит… Не дышит…
Рома не мог повернуться к Свете, но знал, что любимая рядом. Он метался в бреду, шевелил рукой, как будто пытался что-то нащупать. Я взяла Светину ладонь и вложила в его, и только тогда, сжав пальцы, он успокоился и затих. Мои бедные, израненные разнокалиберные голубки… За что же вас так? А затем в дверях появились врачи скорой помощи с носилками.
Урок 37
Старое и новое время: 1994–2020 ГГ
САША
От удушья погибли Света и Ваня. Рома скончался на следующий день от ожогов. Валерия сбежала, и полиция пока не могла ее найти. Наши родители, узнав, что в трех смертях виновата их бывшая одноклассница, которая до сих пор числилась погибшей, долго не могли оправиться от шока. Сильнее всего это ударило по моему папе: он замкнулся и во всем винил себя. Мы с мамой и Олегом опасались за папин рассудок. К счастью, со временем папа более-менее оправился, да и все мы вернулись к обычной жизни. Но трагедия многое
