фигуру стоявшего перед ним герцога, с тонкими аристократическими руками, его богатый костюм с дорогим кружевом у ворота и рукавов, он решил: «Фат и пустой лентяй». Рядом с герцогом он представил себе королеву Марию, уже не молодую, всегда безвкусно одетую, лишённую всего того, что могло бы заманить в её сети этого блестящего мотылька. Присутствие такого могущественного противника придавало особенный интерес той политической игре, которую вёл дон Мигуэль. Неподатливый придворный щёголь — и королева, жаждущая любви... Каррамба! Это интересно!..
— Когда вы возвратитесь ко двору, милорд? — спросил Эверингем.
— Сегодня вечером, по личному повелению нашей всемилостивейшей государыни, — ответил герцог, — Гарри Плантагенет и я будем иметь честь засвидетельствовать её величеству свою почтительную преданность.
— В таком случае до свиданья, ваша светлость, — сказал дон Мигуэль. — Мы увидимся сегодня вечером.
— К вашим услугам, милорд.
Испанец с любезной улыбкой удалился в сопровождении двоих товарищей; лорд Эверингем хотел последовать их примеру, но герцог Уэссекский удержал его за руку.
— Кто этот противный испанец? — спросил он.
— Дон Мигуэль, маркиз де Суарес, — ответил Эверингем, — посол его величества короля Испании.
— Так я и знал. Я сейчас подумал, что буду дураком, если вернусь ко двору, где играют какую-то роль подобные люди.
— Отправимтесь туда сейчас же, — серьёзно настаивал Эверингем.
— Только не сейчас. Не портите мне последних часов свободы. Я хотел посоветоваться со знаменитой ворожеёй, как скромный горожанин. Ради всех святых, какие только существуют в святцах, забудем неприятных испанцев и тому подобные предметы.
Весело смеясь, герцог подозвал собаку и увлёк своего друга в сторону, противоположную той, в которую направился дон Мигуэль; но, прежде чем смешаться с пёстрой толпой, молодые люди поправили свои маски и плотней закутались в плащи. Эверингем был серьёзен и молчалив, между тем как герцог Уэссекский пребывал в весёлом настроении.
— Ну, старина, — обратился он к собаке, — не пойти ли нам к ворожее? Наш друг Эверингем сегодня плохой собеседник и хочет посягнуть на нашу с тобою свободу. Отчего у вас такой серьёзный вид? — неожиданно спросил он, глядя прямо в глаза Эверингему. — Скажите мне, какие у вас хорошие новости.
— Клянусь честью, лучшая новость — возвращение вашей светлости, — искренне ответил Эверингем. — Какой неблагоприятный ветер унёс вас от нашего двора?
— Это был ветер безнадёжной скуки, — смеясь ответил герцог. — Согласитесь, друг мой, что может быть привлекательного при дворе, где королева всё время перебирает чётки, иностранные послы управляют страной, народ ропщет, а дамы от скуки зевают? Бр-р! — И он насмешливо передёрнул плечами, будто не замечая укоризненного взгляда товарища.
— Не забудьте, что вы оскорбили королеву Англии, — грустно произнёс Эверингем.
Герцог Уэссекский не сразу ответил. Его лицо вдруг приняло надменное выражение. Между молодыми людьми существовало нечто более обыкновенного товарищеского расположения: их соединяли общие взгляды, одинаковые вкусы, одинаковое воспитание и страстная, всепоглощающая любовь к родине. Всем было известно, что Эверингем мог себе позволить такую свободу в отношении герцога, какая никому более не разрешалась.
— Разве королева Англии оскорбилась? — спросил через несколько минут герцог, на лице которого снова появилась мягкая улыбка.
— Как можете вы об этом спрашивать? — пылко воскликнул Эверингем. — Это — единственная женщина, против благосклонности которой устоял его светлость герцог Уэссекский, — прибавил он, поддерживая беззаботный тон друга.
— И то с большим трудом, — весело докончил герцог. — Но знаете, мой друг, — продолжал он с насмешливой серьёзностью, — на Тюдоров никогда нельзя положиться: сегодня вы можете отдать им сердце, а завтра — лишиться головы.
— Мария Тюдор так любит вас! — возразил Эверингем.
— Помните, что она — дочь Генриха Восьмого и способна предать меня пытке или даже казнить за всякую измену... а за мною их числилось бы немало.
— Женщина, которая любит, всегда простит, — настаивал Эверингем.
— Женщина, дорогой Эверингем, может быть, простит одну серьёзную измену, но не множество мелких, у меня же было бы именно много мелких, — вздыхая, заключил герцог.
— А в ваше отсутствие английская королева почти дала согласие на свой брак с испанским королём, — с горечью произнёс Эверингем, устремив на друга испытующий взор. — Счастлив же будет для английских пэров тот день, когда им придётся преклонить колени пред своим законным государем — чужеземным королём!
Герцог Уэссекский пожал плечами и обернулся в ту сторону, где его искушённый взор привлекла красивая продавщица, наливавшая пиво какому-то горожанину; однако от глаз Эверингема не укрылось неприятное впечатление, произведённое на герцога нарисованной картиной: Уэссекс, преклоняющий колени перед каким-то испанцем!
— В ваше отсутствие кардинал Морено и дон Мигуэль сумели зажечь ревность в сердце королевы, — продолжал Эверингем. — Ваше влияние ещё может спасти Англию, милорд; не дайте же своим врагам повода сказать, что вы испугались женщины.
— Клянусь, они правы, если говорят это, — задумчиво произнёс герцог, увлекая друга в тёмный уголок, подальше от шумной толпы.
Не замечая насмешливого огонька в его глазах, Эверингем обрадовался, думая, что ему удалось убедить герцога.
— Я бежал от двора действительно из страха перед женщиной, — торжественно шепнул герцог Уэссекский на ухо другу, — но эта женщина — не английская королева, а леди Урсула Глинд.
Эверингем с трудом подавил выражение радости. Он и его друзья надеялись победить сомнения герцога в отношении навязанного ему обязательства, а теперь он сам выказывал полное равнодушие к своей «помолвке», и Эверингем почувствовал глубокое облегчение.
— Значит, леди Урсула вам не нравится? — спросил он с непритворной радостью.
— Я никогда не видел её, — спокойно ответил герцог, — по крайней мере с тех пор, как малышка лежала в колыбели; тогда она мне положительно не понравилась.
— Леди Урсула необыкновенно красива, — заметил Эверингем, не без стыда вспоминая сегодняшнее приключение, — но...
— Будь она ангелом красоты, я всё-таки её боюсь. Подумайте только: женщина, которую вы принуждены любить! Её отец устроил нашу помолвку, предоставив мне свободный выбор, но, если я не женюсь на леди Урсуле, она обречена окончить дни в монастыре. Ведь это вопрос чести, не правда ли? Но она единственная женщина в мире, которую я никогда не мог бы полюбить, никогда! Вот я и бежал от двора, не из боязни, что одна женщина меня слишком любит, а зная, что я сам слишком мало любил
