Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

Хеля, куда волок её Гарм, так значит она, Сигни, зачем-то нужна ему. А значит Волк расскажет ей про этих мертвецов и про этот корабль. Но сначала она узнает, куда направляется эта странная женщина в волчьей маске. Просто немножко пройдёт за ней следом.

Женщина с лицом волка приблизилась к шестерым мертвецам, что замерли, слегка обозначив общий полупоклон. Поплутав меж застывших фигур, она двинулась куда-то вглубь этого странного трюма, освещённого жутковатым красным свечением. Мертвецы продолжили свой неторопливый труд, а малышка Сигни последовала за исчезающей в красном сумраке фигурой. Они медленно продвигались вперёд, пробираясь меж огромных конструкций и механизмов — забинтованная женщина в маске синего волка и маленькая девочка с боевым армейским ножом в руке.

* * *

— Хрясь!

Хельги пригнулся, и, летевший ему в лицо, кулак Скаидриса впечатался в нос Бездны, что пыталась задушить скальда, ухватив его шею обеими руками. Нос девушки брызнул, как спелый томат под каблуком поварёнка.

— Бум!

Монакура Пуу, удерживаемый за правую руку Асмусом, сыном Вагна а за левую — Гролом, сыном Освальда, поднапрягся и столкнул викингов лбами. Некоторое время оба шатались, будто бычки на скотобойне, получившие недостаточно сильный удар молотом по голове, а потом Асмус рухнул навзничь, а Грол тихонько опустился на колени и уткнулся разбитым лбом в грязный ворс ковровой дорожки.

— Вух!

Рекин, сын Хромуля некоторое время удерживал Соткен за шею в предусмотрительной безопасности от кривых грязных ногтей и с вожделением пялился на её грудь, но, получив весомый пинок в пах, взвизгнул по бабьи, и, приподняв бешено трепыхающееся тельце, зашвырнул кривушку куда-то вглубь коридора.

— Шлёп!

Бронзовая, безупречно начищенная пряжка солдатского ремня смачно втащила во впалую бледную щёку, крася в алое синюю, вытатуированную пентаграмму. Скаидриса откинуло на облупленную стену коридора, по которой он и сполз, словно чернильная клякса.

— Ув! — восторженно выдохнул Хельги, раскручивая кожаный ремень для нового удара, но тут же получил в ухо весьма урезанный, кошачье-мягкий, коридорный вариант вертухи.

Скальд сполз рядом со Скаидрисом по стенке на задницу, обожающе глядя на стоящую над ним Бездну.

Та, жмурясь от боли в ушибленной стопе, занесла ладонь для добивания поверженного, но Рекин, что, склонив голову, метнулся в сторону Монакуры Пуу, снёс её, изящную, со своего пути, ровно как бегущий бородавочник вырывает из земли нежный побег ракиты.

— Тресь!

Склонённая башка Рекина так и не достигла впалого монакуровского брюха — кулак, похожий на баскетбольный мяч, врезался в лоб сыну фьордов, а удар босой ноги сорок восьмого размера, что поразил налитый кровью глаз берсерка, и вовсе поверг воина наземь.

— Виктория! — хмыкнул сержант, оглядывая коридор, покрытый телами поверженных викингов и бойцов Волчьего Сквада.

— Оголтелая дедовщина, — криво скаля окровавленные зубы, согласился с ним Хельги, сын Хрольфа.

* * *

Сигни слегка замешкала. Ну, если уж быть честной, она просто больше не могла терпеть. Да простят её драугры и йотуны за эту маленькую лужицу.

Девочка присела за выступом очередного железного ящика и немного пожурчала, а когда встала, одёрнув свою рубаху, женщины в синей маске и след простыл.

Сигни осторожно двинулась вперёд, туда, где совсем недавно виднелся высокий белый силуэт. Возбуждение и любопытство не покинули девочку, но сейчас она чувствовала и ещё что-то.

Это «что-то» было неприятным — липким и тревожащим.

Чувство нарастало, холодные волны ужаса проникали в грудь маленькой девочки, заставляя её сердечко аритмично перестукивать.

«Опасность!» — жужали со стен красные вращающиеся свечи.

«Опасность!» — гремели стальные листы обшивки корабля, встречаясь с тоннами морской воды.

«Опасность!» — глухо гудело ворочающее металлическое сердце корабля.

Она уже знала, что сейчас кто-то или что-то попытается причинить ей боль, а может быть и смерть, и приготовилась. Застыв на мгновение перед очередным поворотом, Сигни поудобнее перехватила армейский нож и резко прыгнула за угол, размахиваясь для удара.

Но тусклое лезвие разрезало лишь красноватое пространство. За углом никто не прятался.

И тут Сигни её почувствовала, но поздно.

Тварь напала со спины, спрыгнула откуда-то сверху, придавив ребёнка к полу.

Сигни сильно ударилась скулой о стальную плиту, резкая боль пронзила её плечо.

Девочка не смогла закричать: её лёгкие, сдавленные под навалившимся на них весом, выдали лишь мучительный хрип.

Чьи-то острые зубы проникали всё глубже в её тело, в глазах потемнело, рот наполнился ледяной слюной.

Сигни перехватила рукоятку ножа и вслепую ударила назад.

Раздался треск, и клинок воткнулся во что-то твёрдое.

Сознание поплыло, подхваченное мутным, бурлящим потоком, мир потускнел, а боль внезапно пропала. Сигни погрузилась во мрак.

* * *

Память играла с ним.

Иногда он испытывал мгновения настоящего озарения — моменты истины, когда в его сознание врывалось свежим ветром воспоминание, казалось бы, навсегда стёртое.

Иногда жутко страдал от мучительных попыток вспомнить самые важные события прошедшей жизни, но знание не приходило.

Он не помнил имени своей жены, великой царицы Верхнего и Нижнего Египта, но часто повторял кличку своего любимого охотничьего сокола.

Он не мог вспомнить с кем они воевали, когда его так внезапно и быстро убили, но знал цвет оперения пяти стрел, воткнувшихся в его тело.

Имена его министров и славных военачальников остались в прошлом, но он впустую звал умерших слуг, что когда-либо служили ему.

Он знал, как зовут шестерых его телохранителей. Они пали вместе с ним, защищая жизнь своего господина. Они и сейчас с ним.

Что-то тёплое разлилось внутри его груди; он почувствовал слабое биение собственного сердца. Очень слабое и тихое. Иногда ему казалось, что оно остановилось, и он уже привык. Но оно всё ещё стучало.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

Он замер и, склонив голову, покрытую красной вязаной шапочкой к груди, внимательно слушал чудесный перестук. Широкий оскал его безгубого рта обозначил улыбку. Теплота в груди нарастала, превращаясь в сладостный жар.

Он вспомнил своего друга. Своего единственного друга.

Он сейчас тут, с ним, на корабле старого Аарона.

Волк сейчас с ним.

И скоро они поговорят, скоро встретятся и обнимутся. А может стоит прямо сейчас пойти к нему?

Он не мог больше ждать. Жар в груди полыхал.

Сейчас он пойдёт и обнимет старого друга. Того, кто вернул ему его так рано утраченную жизнь.

Он решительно двинулся вперёд, пробираясь по машинному отсеку судна, как вдруг, раздавшийся совсем рядом, приглушённый детский крик заставил его замереть.

Это был даже не крик — скорее хрип, но издавал его определённо ребёнок. Жар в груди сменился повседневным льдом, и мысли о Волке покинули