озерах плавали вверх брюхом, поскольку были заражены то ли солитером, то ли глистами, и щук уже не было видно в уловах рыбаков, скоро и окуней не будет.
Вместо этой дивной рыбы черную вонючую воду Подмосковья осваивает ротан – странное существо, лишь на рыбу похожее, но вообще-те это не рыба, а неведомо что, может быть, даже из космоса припрыгавшее к нам существо с плавниками… Ротан ест все: резину, пластмассу, тряпки, при случае может утолить голод парой железных ржавых гаек, пьет мазутные сливы, а отработанное автомобильное масло для него, что для иного гурмана шампанское «Абрау-Дюрсо».
Ротана не едят ни собаки, ни кошки, ни крысы, препятствий в размножении это космическое создание не встречает никаких, плодится широко и в ближайшем будущем, похоже, займет не только подмосковные водоемы.
– Молодец, дядя Сеня, – похвалил себя Комельков и, вальяжным движением распахнув рундук, кинул под крышку окуня. Подвел промежуточный счет, как в футболе: – Один-ноль.
Воздух быстро прогрелся, над широкой блестящей водой поднимались утки, со свистом рубили крыльями воздух. Было много чаек, бударку из глаз они не выпускали, покрикивали просяще и, когда казак Сашка, постукивая ногами по днищу лодки, вытаскивал из воды очередную щуку, орали хором:
– Дай рыбы, дай рыбы, дай рыбы!
Хозяин на них хоть и не обращал внимания, но лицо его принимало враждебное выражение, рот плотно сжимался, всем своим видом он говорил: «Дай вам одну рыбину, вы через неделю всю Волгу сожрете и не подавитесь – всех рыб, раков, нутрий, крыс, змей и ужей, птенцов-малявок, трясогузок, камышевок и снова будете просить: “Дай, дай, дай!”»
Следом за первым, картинно-полосатым красавцем Комельков выловил сразу двух окуней, одного за другим, – на легкую блестящую блесенку «блюфокс» – снова, в общем, клевали лишь окуни, а вот что касается щук, то зубастые шли только к казаку Сашке и шли, словно бы им было небезразлично, какой металл пробовать на зуб – безродную Сашкину плошку или благородный «блюфокс».
Впрочем, у казака тоже имелся в запасе «блюфокс», а щуки, которых он тягал, были все-таки полумерками – травянки со стандартным весом в килограмм, не более, настоящая же щука – это рыба пяти-шестикилограммовая, из тех, что «берешь в руки – маешь вешчь».
Но такие щуки с Раскатов уже ушли и до весны, до икрометания не появятся.
В чистой незамутненной воде ходили непуганые караси, громоздкие, как обеденные тарелки, бударку задумчиво оглядывали медлительные буффало – мясистые особы, завезенные, как тут считается, из Америки, суетилась разная мелочь типа красноперок и воблы – жизнь шла, от воды исходило тепло, что-то влекущее, хотелось сбросить с себя куртку и джинсы и опрокинуться через борт в воду, малость поплавать. Но казак Сашка предупредил суровым тоном:
– Если свалитесь за борт – до конца жизни будете кашлять, на лекарства денег не хватит. Это только на вид вода теплая…
Припекало.
По воздуху, прямо над нами, медленно, картинно извиваясь, проплывали длинные серебряные нити, совершенно невесомые, на некоторых с важным видом сидели наездники – камышовые пауки, управляли «летательными аппаратами», будто опытные пилоты.
Если паутина опускалась в воду, пауки не пропадали, не шли на дно кормить рыб – по воде они передвигались точно так же, как и по земле, не проваливались, добирались до ближайшей травяной кочки, из которой росли прямые жесткие стебли, одним махом забирались на макушку самого высокого стебля и с нее, как с аэродрома подскока, отправлялись дальше в путь по воздуху.
Комельков даже рот раскрыл от удивления – таких летающих пилотов он еще не встречал. Казак Сашка тем временем подцепил еще одну щуку. Бросив ее себе под задницу в рундук, он разлепил губы и дал совет третьему рыбаку, находившемуся в лодке, громоздкому, с широкими движениями, вкусно пахнущему куревом Кириллу Лобко:
– Смени блесну на «ковшик»… Нужна более широкая блесна.
Кирилл тоже пробовал взять щуку, но это у него пока не получалось.
За совет, конечно, спасибо, но блесен-«ковшиков» у него не было.
А над нами продолжала летать паутина с невесомыми пилотами, совсем недалеко, наполовину перекрывая огромное безмятежно-бирюзовое небо, была видна грязная полоса, как и вчера, она решила продвинуться на север, по направлению к Москве. Может быть, и доползет до нашей столицы. В Казахстане все не могли потушить горящие камыши.
Выудив двенадцатую или тринадцатую по счету щуку, казак Сашка решил преподнести клиентам познавательную лекцию об уникальности Волги.
– Рыбные запасы тут – тю-тю. А скоро вообще будет ай-лю-лю, – сказал он. – Я видел рыбака, который поймал судачка размером в полтора пальца и не стал отпускать его на волю. А ведь это был всего-навсего малек, а не судак.
– И что же вы сделали с этим гигантом мысли? – спросил Комельков.
– А чего я могу с ним сделать? Ничего. Я поплыл в одну сторону, он со своим судачком в другую.
Вообще-то казак Сашка, несмотря на серебряную крупу, обильно обсыпавшую его голову, мог сделать с «гигантом мысли» что угодно – ладони у него были больше сапога сорок седьмого размера – мог свернуть шею не только браконьеру, но и лошади вместе с телегой, характер имел, как он сам выражался, тихий, но недаром говорят, что в тихом омуте черти водятся…
– Жаль судачка, – сказал Комельков и со звоном разрезал воздух спиннингом – сделал очередной заброс, блесна удачно шлепнулась на воду и, как плоский голыш, которым «пекут блины», совершила несколько ловких низких прыжков.
– Раньше Волгу берегли, туристам была определена норма – пять килограммов рыбы в день и больше ни-ни. Выловил свои пять килограммов – и шагай, дорогой товарищ, до родной постельки – спать. А сейчас?
То, что происходило сейчас, мы видели и без рассказов казака Сашки. Максимум что – рыбу из реки только тракторными граблями не выгребали да динамит – боевое средство эпохи Гражданской войны не употребляли, а так в ход шло все. Осетров детям скоро будем показывать только на картинках, икру есть станем лишь искусственную, из кукурузы, либо из сои слепленную, – ничего другого не будет. Да и сейчас уже нет.
А вот ловить рыбу можно было сколько угодно – и пять килограммов, и пятнадцать, и двадцать пять, – бери сколько хочешь, никто даже взгляд не скосит в твою сторону, не придаст лицу суровое выражение.
Вот и пустеет Волга.
Казак Сашка всегда брал с собою удостоверение общественного рыбинспектора – жиденькие корочки, обтянутые солидным пластиком. В результате удостоверение выглядело настоящим удостоверением, а не бумажкой, снятой с гвоздя в нужнике. Надо полагать, что с такой ксивой он гонял браконьеров по здешним банкам, рукавам, протокам и ерикам, как сидоровых коз, – до прободной язвы в желудке.
А казак Сашка, жестко щуря свои беспощадные светлые глаза, внушал нам, что, кроме браконьеров, у волжской рыбы есть другие
