Книга Три Царя - Игорь Маревский

— Вставай, мешок мяса! — заорал, брезжа слюной, Авокан. — Бейся! Кому приказано? Убей этого прокажённого выродка!

Пилорат кивнул. Наверное, он это сделал больше для себя, чем для него, и через мгновение поднял руку в готовности. Он, в привычной ему манере, побежал на человека, но куда медленнее. Колено сдерживало его былую силу и ярость. Оставалось только гадать, сколько он прожил в такой боли без нужного вмешательства. Эти мысли испарились из головы человека, когда он увидел кровавый оскал меридинца.

Балдур переступил с ноги на ногу и выбросил левую вперед. Это не остановило Пилората, которого, казалось, подгоняла невидимая плеть сына князя. Он сделал фальшивый выпад рукой, но вместо удара он завел её за спину человека и, схватив за затылок, потянул вниз. Туда, где красовалось его здоровое колено.

Сколько раз за эту схватку Стервятник подумает, что вот он пришел конец. Сколько раз он поприветствует богов. Сколько раз он ошибется. Из-за своей травмы, меридинцу пришлось бить здоровым коленом, перекидывая вес своей увесистой туши на больное. В тот момент оно его подкосило.

Ощутив острый прострел, он ослабил хватку и слегка изменил траекторию, позволяя сборщику отделаться вместо лица плечом. Балдур взвыл, но не громко. Он перехватил и ударил коленом в ответ, после чего еще раз саданул по больной ноге.

Пилорат не позволил нанести себе больше вреда. В этот раз он оттолкнул противника и вернулся на безопасную дистанцию. Балдур думал, что он сражается с самой горой, которая никак не поддастся и наконец не упадет. Каждую попытку, каждый удар Пилорат проглатывал и выплевывал лишь кости. Физически он был ранен, но никак не духом. Меридинец был готов положить свою жизнь. Балдур нет, по крайней мере больше нет.

Его никогда не интересовала политика процветания полисов либо царства. Даже если в один день они падут, а на их месте вырастут другие, а он всё также останется простым сборщиком. Создания носящие другие одежды и называющие себя по-другому будут оскорблять и пренебрегать им. Он будет брать заказы на других языках и получать в плату другую валюту. Стоило ли умирать, меняя шило на мыло? Он не знал.

Это и отличало их. Пилорат был слеп в своем служении, Балдур не видел много в своем безразличии. Не встретившись, они никогда, это не имело бы абсолютно никакого значения. Однако в тот день, оно решало всё.

— Бестолочь бесполезная! — вновь закричал Айвокан.

Балдур лишь на секунду отвернулся, но, когда повернулся обратно, перед лицом просвистела сталь. Человек не сразу понял, что произошло, пока буквально отбежал назад, и не увидел воочию. Пилорат держал в руках тот самый кусок стали. Меч, наточенный, купающийся в солнечных лучах, а с кончика каплей упала кровь.

Стервятник машинально коснулся носа, который и так весь был в крови. Он не мог понять, куда попал враг, но, с другой стороны, Балдур еще жив, и это главное. Сырник закричал и потянул его за ухо, поворачивая голову человека. Сборщик едва успел поймать появившийся перед его лицом предмет.

Времени не было разобраться в том, что происходит. Он рефлекторно рванул рукоять и опустошив ножны блокировал удар по касательной. Клинок прекрасно лежал в руке, будто собственный, но нечто было в нём чужое. Нечто незнакомое. Взмах, за ним еще один. Искры вырвались в разные стороны.

Балдур почувствовал жжение на левой руке. Пилорат попал. Много крови. Сборщик в долгу не остался. Неизвестный клинок почуял кровь врага. Тогда Балдур понял, что держит в руках тот самый меч, подаренный дядей Ратомира. Он теперь был не просто княжеским защитником, но в первые в жизни держал в руках, меч достойный царя.

Чувство было всепоглощающим. Словно наконец впервые за всю свою жизнь он почувствовал связь с духом. Легкий будто ночная перина, острый как края осоки, и что самое главное — идеально сбалансирован. Всего за секунду знакомства, Балдур ощущал его как продолжение своей руки.

Пилорат рубил. Балдур защищался. Человек был более искусен в кулачном бою, нежели с оружием, но за годы сбора, сумел приноровиться и к клинку. Меридинец метил в брюхо, и лишь слегка сумел его оцарапать, но этого было достаточно.

Рубаха, повязанная на поясе, медленно начала сползать, наполовину оголив позорную метку Лика. Одним богам известно, сколько гостей успело заметить её, пока он не прикрылся, на ходу крепко перевязывая. Это стоило ему нескольких легких ран, и крепкого удара эфесом в зубы. Два из них он выплюнул.

Балдур начал ощущать последствия кровопотери. Кончики его пальцев постепенно немели, а во рту пересохло. Противная смесь железа, прелости и сухости в глотке не предвещала ничего хорошего. Сырник был прав, пора заканчивать.

Человек сплюнул кровавую юшку на пол и сделал ложный выпад мечом. К счастью, противник поверил. Вместо этого он еще раз саданул по больному колену и наметился широким замахом на шею меридинца. От смерти его спасла лишь идеально выставленная рука, из которой тут же хлынула кровь.

Пилорат больше рефлекторно попытался ударить в ответ, но было слишком поздно. Балдур не без усилий блокировал выпад, и тогда всё решилось. Клинок, подаренный самому князю Ратомиру Солнцеликому, и стал его карательным мечом. Балдур вонзил его в грубую плоть меридинца в районе живота.

В глазах Пилората впервые за всю схватку воспылал страх. Он попытался взмахнуть мечом, но больное колено предательски осадило его. В любой другой случай, Балдур провернул бы клинок, ускоряя кровотечение и кончину врага, но в тот момент его рука дрогнула. Он знал, что из битвы выйдет всего один, однако ему не хотелось отнимать жизнь меридинца. Он проникся к нему парадоксальным уважением за схватку. Это была жалость победителя или лишь простые человеческие чувства.

Балдур убивал раньше, ему приходилось. Зачастую, у него не было выбора, но это никогда не приносило ему удовольствия, кроме редких случаев. Внезапно ему стало грустно, практически апатично.

Пилорат выронил из рук клинок и несколько раз ударил человека по лицу. В сравнении с тем, как он скалился и кусался раньше, это были щенячьи игры. Балдур стиснув зубы выдержал, не отрывая взгляда от его глаз. Он извинялся. Ведь, как и он сам, оба стали орудием своих повелителей. В другой день они бы