до последней секунды надеялась, что явится кто-то и скажет: «Розыгрыш, шутка, улыбнитесь — снимаю!»
Летит над океанами в грузовом отсеке «Боинга» металлический ящик с телом Аськи, затихает, обессилев, сердце Юриной жены, а младший сын Игоря так и не узнает никогда, кого он должен ненавидеть до конца своей жизни.
Юл! Я должна спасти его и скрыться из страны, где остались одни пепелища и ветхий хлам, скрывающий преступления: эти книги с фантастическим бредом Васо, фотография преданной им Вари, письма-фантомы, адресованные невинной жертве, пластинки, поющие о любви…
Я включила старый патефон, пылившийся за книжным шкафом. Тяжелый диск, оклеенный зеленым вытертым велюром, тронулся с места и медленно поплыл. Я посмотрела на полку с пластинками и сразу же нашла то, о чем думала сегодня, читая письма деда. «Лирические песни и романсы в исполнении Клавдии Шульженко». Игра пару раз ткнулась в звуковые дорожки, и вот нашла именно ту, необходимую мне песню:
«В пожелтевшей старой пачке писем
Мне недавно встретилось одно,
Где строка, похожая на бисер,
Расплылась в лиловое пятно…
Хранят так много дорогого
те пожелтевшие листы,
Как-будто ты вернулся снова,
Как-будто вновь со мною ты…»
Пел голос давно умершей певицы об ушедшем счастье, угасших чувствах. А мне почему-то было страшно больно, словно все это случилось только что лично со мной — прочитан и сожжен листок с лиловыми пятнами от падавших на него слез…
Мне стало неловко за свою истерику в подвале. Сергей далеко не слабак, как ни оценивай его поступки. Толкать его к самоубийству было, по меньшей мере, смешно. И грозить расправой. Самое большое, на что я способна вооружить свою дочь ненавистью к отцу и навсегда уйти вместе с Соней из его жизни. И Аркадий, и Ртищевы в курсе его «заслуг», но вряд ли они в силах остановить Баташова. Во всяком случае, это уже не мое дело.
Спустившись в подвал, я отодвинула засов:
— Ты свободен.
Сергей по-прежнему сидел на табурете в позе роденовского мыслителя.
— Уйди, — сказал он, не поднимая головы. — Мне и впрямь надо подумать. Кое-что я уже понял, — он поднял на меня ненавидящие глаза. Таким я видела Сергея впервые. — Я глубоко заблуждался… Все эти годы рядом со мной жил чужой и совершенно ненужный человек… Ты противна мне, Слава… Отвратительна. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. И мне не нужна твоя милость.
Я с силой хлопнула дверью, лязгнув задвижкой.
— Жди помощи от своих друзей. Тебе, я думаю, будет приятно принять свободу из рук Лары!
Мне хотелось уличать его и обвинять, вспомнить о заигрываниях с бесстрашной культуристкой и то, как полчаса назад он обвинял её в преступлении. Пусть Ртищевы получат удовольствие, «спасая» Баташова от взбесившейся неверной жены!
Глава 43
Пора… Перемыв посуду и аккуратно расставив её в буфете, я подхватила сумку и, оглядев дом в последний раз, набрала номер Юла. Мне предстояло пережить ещё одно прощание. И уже там, по ту сторону границы, свободной от сомнений и мук совести ждать встречи.
На столе я оставила письмо Сергею, вернее — ультиматум. Я гарантировала ему молчание как выкуп за жизнь Юла. И все-таки надеялась, что урок не пройдет даром — Черт задумается о душе. А еще, он выполнит условия моего ультиматума — в недельный срок устроит выезд из страны Юлия Вартанова, гражданина РФ, 1973 года рождения.
Почему он не берет трубку, ведь уже половина десятого, и Юл знает, что утром я покидаю Москву. Возможно, он будет ждать меня в Шереметьево. А вдруг, вдруг ему удалось получить визу и мы полетим вместе?! Такой сюрприз в духе моего мальчика. Он ведь появлялся неожиданно — у бюста генерала Жукова, у гильотины музея пыток… Да и в тот день, когда прозвучал в Службе доверия его первый звонок…
Долгие гудки в трубке прервались щелчком.
«…Это автоответчик, Слава. Когда ты приедешь и все будет кончено, не забудь стереть запись. Ведь это последний мой вопль, посланный тебе. Только я не прошу о помощи, не молю спасти мою жизнь — я хочу сохранить твою. Это самое дорогое, что у меня осталось. Я знаю, ты поймешь и простишь, когда узнаешь все.
…Я лежу в ванне, рядом со мной бритва деда. Лезвие немного заржавело, но ведь теперь это не имеет значения.
Больше всего на свете я хочу видеть тебя. Но именно это невозможно, потому что помешает осуществить задуманное.
Под твоим портретом конверт с посланием. Ты прочтешь и поймешь сама, что выбора у меня не было. Я должен исчезнуть, забрав с собой любовь. Умоляю — не вспоминай обо мне никогда. Это единственная просьба. Прости и забудь. Юла не было… Тебе это просто приснилось… Я засыпаю… Счастливого тебе утра, девочка…»
Голос затих, прошуршав, закончилась магнитофонная лента…
Я тогда ничего не поняла, лишь подумала, что схожу с ума. Сев в машину, я помчалась к нему. Ночное шоссе, тихие улочки, знакомые дома, площади, дворы — темно и тихо. Невозможно поверить, что рядом беда.
Я бесшумно поднялась по лестнице, остановилась перед стальной, покрытой темным деревом дверью. Позвонив, услышала, как в коридоре прозвучал мелодичный аккорд. Попробовала нажать ручку — и оказалась внутри. Яркий свет заливал квартиру, словно здесь ждали гостей.
— Юл! — Я остановилась, ожидая шутливой выходки — выстрела шампанского, сыплющихся с потолка роз.
— Эй, ты где? Прекрати, мне не до смеха… — Я медленно вошла в комнату. Настольная лампа освещала висевший на стене портрет. С минуту мы смотрели друг другу в глаза — я и мое изображение. И вдруг мне показалось, что губы на фотографии дрогнули, в русалочьих глазах сверкнула насмешка. Она — это черно-белое божество Юла — издевалось надо мной!
Я сжала плечи, стараясь унять дрожь, и отвела глаза — под рамой торчал уголок плотного конверта.
— Юл, иди сюда, мне страшно! — Позвала я, боясь пошевелиться, потому что уже поняла все.
Взяв предназначенный мне конверт, я на цыпочках подкралась к ванной. На полу, коротко сигналя, лежала телефонная трубка. Стоящие по углам ванны свечи догорели, лишь две ещё чадили, подрагивая слабыми синими язычками.
Я нажала на кнопку выключателя и медленно сползла на пол. Но даже зажмурившись, закрыв ладонями лицо, я продолжала видеть это. Черная ванна полна крови. Просвечивающее сквозь темную воду тело кажется алым. Оно витает в зеркалах потолка, отражается в блестящих кафельных стенах,
