память. Мир не знает своего героя, а для нас он будет всегда не лысым Толянычем, а Мучеником и Мстителем.
— Мир не узнает и героя по кличке Чистый… Почему ты никогда не рассказывал об этом, Сергей?
— Да ты и так знала, ведь прожила же со мной почти шестнадцать лет. Душа в душу, между прочим, — Сергей обнял меня. — В том досье, что прислали Ртищевы, мне даны самые блистательные характеристики и собрана всяческая грязь на Юлия Вартанова… Я уничтожил эти «документы».
— Но ведь он действительно подписал контракт с агентством «Модус», позволил втянуть себя в плохую игру.
— Да, но это лишь одна деталь дела. Его запутали, так же пытались запутать меня, Аркадия, тебя, но парень жестоко поплатился за это. Теперь мы не дадим его в обиду, Слава, — Сергей с аппетитом поедал наш скромный обед, что означало его возвращение к жизни, а значит, к привычной доброжелательности.
— Ты намерен продолжить свои «спасательные работы», начатые в детской комнате милиции, господин Баташов?
— А как же! Во-первых, он сирота и совершенно не приспособлен к одинокой жизни. Во-вторых, я не могу разбрасываться порядочными людьми… Мне же привезли его последнее послание к тебе и кассету из автоответчика… Мало, кто способен признать свою вину в такой ситуации и разобраться… Он удивительно все правильно понял, Слава… В последние минуты не лгут. Ему удалось понять то, что другим не приходит в голову до глубокой старости добро всегда добро, а зло — есть зло, какие бы обличья они не принимали…
— Вот объяснил! — я устроила на своих коленях голову внезапно сраженного сонливостью Сергея.
— Но ведь понятно же: он умеет это отличать. А другие — нет… — добавил он, усиленно моргая светлыми ресницами.
— Да уж, спи, спи. Я тоже кое-что умею отличать. И сдается мне, что укладывал меня спать вчера не стюард, и не охранник просидел под моей дверью всю ночь…
— А ты бы могла спокойно уснуть? — Сергей сел, стряхивая сон. — Я слышал, как ты всхлипывала, читая его письмо… И вообще, уже думал заказать билет в Эдинбург…
— Но ты же только что сказал, что надо бороться за любимую женщину. Тем более, если эта женщина любит тебя, — я уложила его на надувной матрац и села в изголовье, укачивая, напевая колыбельную. До тех пор, пока перед бухточкой не появилась «Эстрелья».
— Вставай. Восемь часов. «Звезда» взошла на нашем горизонте вовремя. Ведь мы все успели, Сереженька?
— Да, владельцы этого пляжа не поверили бы, какой клад удалось здесь найти заезжим гостям, — Сергей обнял меня. — Но только, думаю, и в твоей каюте у нас найдутся кой-какие дела… Знаешь, что мне там особенно нравится?
— Мебель? Окна? Ковры?
— Стены. Они так похожи на тот дощатый крымский домик, где мы провели «медовую неделю», — Серж уловил смешинки в моих глазах и предугадал возражения. — Ровно настолько, как нынешняя госпожа Баташова, щеголявшая в вечернем платье от Лагерфельда на ту девчонку в индийских джинсах, — закрыв глаза, Сергей быстро пробежал руками по моему телу. — У меня отличная осязательная память — здорово я угадал все размеры? А продавщица ещё твердила: «Туалет прилегающего силуэта и такой стоимости необходимо мерить». — «Я сам и есть прилегающий силуэт», — ответил я. Ты ведь знаешь, у меня нелады с французским.
— Отлично! Теперь я знаю, как представляться знакомым: «Госпожа Баташова с прилегающим к ней силуэтом».
Мы, действительно, изображали это явление, когда в обнимку — я, навалившись на спину сидящего на веслах Сергея, направились к ждущей «Эстрелье».
Моя голова лежала на его плече и мне хотелось увидеть все его глазами — сильные загорелые ноги, покрытые светлыми волосками, синий борт надувной лодки, спокойную морскую гладь, уходящую прямо к заходящему солнцу. Огромный огненный диск, уже нырнувший в синеву нижним краем, посылал прямо к нам золотую дорожку лучей. Солнце приветствовало нас, лаская и согревая кожу, заставляя щуриться и морщить носы. Мы были вместе, чувствуя одно и то же.
— Давай повторим вместе тихо-тихо молитву, которой я учила своих пациентов, но не очень-то понимала сама. — Неожиданно предложила я, ощущая потребность в каком-то важном поступке — клятве, а может, присяге. Помнишь, мы называли это «идеями конструктивной позиции»?
— Начинай, это как раз то, что надо, — поддержал Сергей.
Глядя на заходящее солнце я прошептала:
— Я прошу у тебя три дара:
Дай мне душевный покой, чтобы принять то, что я не могу изменить,
Дай мне мужество изменить то, что я могу изменить,
Дай мне мудрость, чтобы всегда отличить одно от другого…
Когда затихло эхо голоса Сергея, повторявшего за мной, мы взглянули в серьезные лица друг друга и рассмеялись.
— У меня, кажется, все же хватило мудрости, чтобы реально оценить свои силы. Я решил, что смогу удержать тебя. И результат — в моих руках.
— А у меня достаточно мужества, чтобы воспринимать случившееся с нами, как поучительную притчу… Признайся, что мой муж специально придумал все это, чтобы доказать, как мы на самом деле счастливы… И не спорь, я знаю, Чистый может все!
