Тебе не нужна ночь в одиночестве,
Так что, малыш, я могу это исправить,
Ты лишь должна позволить мне попытаться
Подарить тебе то, что ты желаешь.
Нужно отдать ребятам-музыкантам должное. Музыка получается настолько легкой и ненавязчивой, словно это и не музыка вовсе. Словно так звучит воздух вокруг нас, с таким ровным ритмом стучат наши сердца, так дует ветер и плывут облака. Дима, обжигая меня своим дыханием, продолжает:
Ты боялась любви и того, что она с тобой делала,
Не нужно убегать, я знаю, что ты пережила,
Простое прикосновение может освободить тебя,
Нам ни к чему спешить, когда мы наедине.
Открываю глаза, чувствуя, что на нас направлены десятки глаз. Так и есть: мы окружены танцующими парами, плачущими от счастья родственниками и продолжающими щелкать вспышками камер фотографами.
— Тесфайе, брат, — слишком громко кричит кому-то Калвин, снимая нас прямо во время видео-звонка, — мне Джон обещал звезду, а здесь их просто несметное количество! Смотри, как чувак твою песню исполняет. Видишь? Видишь? Слышишь?!
Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка.
Я чувствую, уже скоро, я чувствую, уже вот-вот, детка…
(прим. The Weeknd — I feel it coming ft. Daft punk)
Димка отводит микрофон в сторону и целует меня, нежно и чувственно, забирая все мурашки, все прежние страхи и комплексы. Он — лучший, самый хороший, мой до каждой клеточки тела.
Присутствующие свистят и аплодируют нам.
— Вызывайте скорую! — Вдруг раздается крик в толпе танцующих гостей.
Дима
У меня дежавю.
Эти циркачи сорвали мою помолвку. Они же срывают и свадьбу. Марья пулей бросается к Солнцевой, стоящей в луже воды прямо посреди танцпола. Воды отошли. Лена Викторовна вопит, чтобы немедленно вызывали скорую. Пашка вот-вот хлопнется в обморок. А еще на родах собирался присутствовать, дуралей, блин.
— Поехали, отвезу! — Решительно говорю, вспомнив про припаркованный у входа лимузин для молодоженов.
Подхожу ближе.
— Нет, дождемся врачей, — пищит Анька в тишине.
— Не фотографировать! — Злобно рычу, оборачиваясь в сторону фотографа.
— Больно? — Выдыхает побелевший Пашка, когда его невеста вдруг хватается за низ живота.
— Ой… — Лицо у нее будто только что лимон съела. — Ой-ой-ой!
— Все ясно, — говорю строго, — поехали. Паша, собирай ее вещи.
— Нет, — упирается Солнцева, опираясь на Пашкин локоть. — У вас самолет, вам в Лос-Анджелес лететь!
— Какой на хрен Лос-Анджелес, Солнце? — Усмехаюсь я. — Ты рожаешь, в курсе?
— Но билеты… — Складываясь чуть не пополам под общие возгласы, стонет она.
— Поехали, — поддерживая ее за талию, убеждает Паша.
— Какие билеты? — Смеюсь, нащупывая в кармане брюк ключи. — У меня племянник рождается, не полечу я никуда.
Смотрю на Машу. В глазах благодарность. Она разделяет мое мнение.
— Анечка, поехали, — говорит, сжимая руку подруги, — спорить некогда, скорую ждать тоже. Оставим гостей здесь. Ничего страшного, правда?
— А-а-а!!! — Солнцева опирается на стол.
В зале поднимается шум. Главным за музыку назначают почему-то деда Веню на пару с Борей. Родители и гости остаются в ресторане. В лимузин грузимся мы с Машкой, на заднее сидение Аня, Паша и Лена Викторовна. С нами вместе, но уже следом на микроавтобусе решают ехать ребята-музыканты и Джон.
Когда автомобиль срывается с места, краем глаза вижу, как Ба заставляет британца надеть валенки. Бедный «Джоннушка» уже тоже успел выучить ее «надо-надо» за эти дни. Даже не сопротивляется. На улице настоящая метель. Мы едем на приличной скорости, и на каждом стоне, доносящемся с заднего сидения, моя нога автоматически топит педальку газа. Как чувствовал, что такие танцы до добра не доведут.
Смотрю на жену. Она выглядит потерянной и потрясенной. Ноги голые, на них кроссовки, кутается в шубу и каждые десять секунд оборачивается на ахи-вздохи подруги, смотрит стеклянным взглядом и обещает той, что все будет хорошо. Когда подъезжаем к роддому, Аня уже прикусывает от боли Пашкину руку. Так ей, видимо, легче терпеть. Суриков не против — мне кажется, он сейчас готов ногу отрезать себе, чтобы ей хоть немного полегчало.
Забегаем в приемный покой. Кричим, нервничаем, моя теща истерит. Сонная тетка в очках со скоростью черепахи оформляет документы и уводит будущих родителей подальше от наших глаз. Меряем шагами коридор. Звоню Майку — они сидят под окнами роддома в микроавтобусе и поют песни под гитару. Заверяют, что не мерзнут, заходить не хотят — у них там своя тусовка, весело. Уже, наверное, тысячи селфи с Джоном нафоткали.
Падаю на лавку, притягиваю к себе напуганную происходящим жену, усаживаю на колени, целую в шею и глажу по спине.
— Мама, — зовет она Лену Викторовну.
Та отрывается от созерцания кружащихся за окном снежинок.
— Да, дочь?
Маша тяжело вздыхает:
— Всю будет хорошо, да?
Родительница кивает:
— Конечно.
— А ты наврала ей, что рожать не больно?
Лена Викторовна закусывает губу.
— Ну… в общем, да.
— Иначе бы она боялась?
— Да.
Через час приходит сообщение от Пашки, что у него родился сын. Четыре двести. Богатырь!
Маша со своей мамой плачут, я пытаюсь представить, что будет со мной, когда жена подарит мне ребенка. Наверное, хотел бы девочку. Такую же изящную, как Марья, с мягкими пушистыми волосами длиной да талии. Или сына. Но она боится, что он тоже всего себя изрисует, когда подрастет. Решим как-нибудь этот вопрос. Договоримся.
Обнимаю их обеих. Они продолжают рыдать. Через мгновение приходит сообщение с фотографией парнишки. Краснущий, из кокона пеленок одни глазенки торчат. А, нет, вот вижу маленькие красные губки и целую прядь каштановых волос. Ну, вот! Я жене сотку баксов проспорил, утверждая, что Суриков-мелкий рыжим родится. Черт. Уже начинаю привыкать проигрывать ей во всем.
— Такого же хочу, — выдыхаю ей в макушку.
Маша поднимает на меня лицо, смотрит так, будто не верит. Потом обнимает и тащит на выход:
— Мам, мы до ребят прогуляемся, сообщим новость.
Идем с ней в обнимку. Переглядываемся. В душе так спокойно, тихо, волшебно. Наконец, хватаю жену на руки и несу к микро-автобусу — боюсь, как бы она не простудилась. Когда подходим, слышим дружный хохот. Забираемся внутрь. Ребята поздравляют нас, радуются, обнимают. Пьем шампанское из пластиковых стаканчиков, садимся. В салоне тепло, что не может не радовать.
